НАСЛЕДНИК ИЗ САН-ПАУЛО
Необычайно дело о наследстве: невероятное возрождение С этой странной статьей и ее автором мы уже встречались в нашем расследовании. Чтобы каждый читатель сам смог составить собственное представление об уровне и значении этого сочинения, я решил привести текст полностью (с благодарностью за обнаружение старой газеты в Швейцарии, перевод и газетную публикацию на украинском языке мне адресованную). Впрочем, основной мотив цитирования, конечно же, глубже. Нетрудно заметить, что приведенный опус, несмотря на его, так сказать, международную заряженность, практически ничего нового, по сути, не содержит. Ни фактов, ни свидетельств, ни мотивов или догадок – ничего незнакомого человеку, посвященному в тему. Собственно, этого и ожидать было трудно. Однако вопросов при чтении статьи возникает немало. И в этом, на мой взгляд, основное достоинство публикации. Ибо поиск ответов на поставленные вопросы и движет, в конечном счете, любое исследование. Вот как, например, ответить на первый же вопрос: почему статья появляется именно в Лозанне? (Время ее появления объяснено самим автором, – летом 1964 года с визитом в Стокгольме побывал Никита Сергеевич Хрущев. Тогда же к памятнику на могиле короля Карла ХII был возложен огромный венок с лентой – «от главы последнего правительства свободной Украины и его министров (в изгнании) в Швеции». Об этом событии упомянули многие шведские газеты, назвав Стецько (Того самого главу правительства в изгнании) «последним гетманом независимой Украины». Как пишет автор Гриць Полтавец этого было достаточно для того, чтобы украинские эмигрантские издания в Австралии, Бразилии, Канаде, Аргентине и других странах использовали случай и вспомнили о необычной судьбе известного украинца, о яркой истории, имевшей место в ХVIII веке, но могущей, по некоторым признакам – возродиться однажды самым невероятным образом. Имеется в виду, как вы уже поняли, именно легендарное дело о полуботковском наследстве. Но вопрос содержится уже в этом исходном пункте, содержащем вполне логичное объяснение новой волны интереса к украинской истории – мол отозвался самозванный гетман времен второй мировой войны, – тут, конечно, как было не вспомнить славного наказного гетмана Полуботка, воевавшего против того самого шведского короля, к могиле которого с символической целью были возложены с лентами вышеупомянутые цветы, призванные выразить благодарность монарху Швеции за его роль в борьбе украинского народа за свою независимость. Независимость, конечно же, подразумевается только от России. То, что тут же возникала бы зависимость от Швеции (если предположить, что Полтавская битва принесла победу шведскому воинству), «последнего гетмана» заботит всего менее. А вместе с ним и автора рассматриваемой нами статьи. Так вот, вспомнили в те дни о своей истории, по его свидетельству, дружно украинские издания многих стран – диаспора. Если это было на самом деле, то значит библиотеках в Канады, Австралии, Аргентины и Бразилии (там тоже до сего дня сохраняется некая украинская прослойка) непременно должны сохраниться экземпляры. Гриць Полтавец – следовательно – продолжает общую мелодию. Излагает некую заданную соплеменниками тему. И тут уж вопросы возникаю один за другим, умножая общий главный вопрос об осведомленности автора статьи в теме. «Павел Полуботок, украинский казацкий полковник, был назначен царем Петром Великим на гетманство», – пишет Гриць Полтавец. Но мы уже знаем по документам, что этого-то как раз и не было; что одним из главных пунктов требований старшины к русскому правительству, к Петру, было возобновление разрешения выбрать себе нового гетмана взамен умершего Скоропадского, по обычаям стародавним. Такового разрешения как раз не последовало. Ошибается Полтавец. Согласно автору статьи «предусмотрительный Полуботок в 1720 году переправляет через одного иностранного дипломата в Великобританию миллион фунтов стерлингов, которые были положены на его имя в английский Банк». Тут у меня к автору статьи сразу несколько вопросов (они очень напоминают те, что мы уже задавали Александру Ивановичу Рубцу на стародубском съезде наследников): какой иностранный дипломат взялся бы в петровской России тайно выполнять просьбу черниговского полковника по транспортировке ни много, ни мало – миллиона фунтов стерлингов? Это должен бы быть не только очень близкий друг Полуботка, согласившийся бы рисковать для него головой, но и преданный, хитрый и бескорыстный гражданин. Очень жаль, что имя героя не приводится в статье, как и не объясняется, откуда могли взяться у Полуботка друзья-дипломаты, фунты стерлингов да еще и сразу целый миллион. Ну, то, что положить их в Английский банк на какое угодно имя не составляло проблемы, это подразумевается. Однако Гриць Полтавец знает и то, что вместе с деньгами в сейф направлялось письмо такого содержания: «1. Сумма будет давать 2,25 % прибыли в год и удвоится через десять лет. 2. В случае смерти Полуботка деньги могут быть выданы только его прямому наследнику по мужской линии в присутствии представителя Свободной Украины». Трудно здесь не отметить прозорливость завещателя – он рассчитывал по всей видимости и на то, что сам наследник не обязательно будет представлять Свободную Украину, но условие наличия такого представителя он с иностранным дипломатом тайно переправляет через границу в лондонский банк, как заветную гарантию законности получения вклада. Дальше вопросов возникает еще больше. В статье написано: «Копию письма (того, что вместе с деньгами) гетман передал своему сыну Остапу, когда тот эмигрировал в 1723 году». Уж и не знаю, стоит ли вновь спрашивать о происхождении сына Остапа? а тем более об эмиграции его в 1723 году? – получается, – если отец передал сыну копию письма, следовательно, сам же отправил его за границу. Пункты же сопроводительного письма должны были стимулировать сына Остапа в двух направлениях – борьбе за свободу Украины и рождение сыновей, продлении рода, без выполнения которых невозможно было получить денежки. А ведь всего через десять лет полагалось вкладчику уже два миллиона. «Остап Полуботок выехал в Константинополь, откуда поплыл в Южную Америку на португальском судне. Но так как корабль надолго остановился в Марселе, сын гетмана подался в Париж… Известно, что Остап встречался со своим соотечественником Филиппом Орликом, которому удалось добиться от французского правительства признания себя в качестве главы независимой Украины». Вот так вот – мало того, что известно совершенно точно, что эмигрировал сын Полуботка, подобно волне бегущих от большевиков в 1918 году – через Константинополь, в Южную Америку, но и совершенно точно, – что на португальском корабле, который вынужден был надолго остановиться в Марселе. Ну и совершенно убедительно звучит фраза Гриця Полтавца: «известно, что Остап встречался»… Известно, и все тут. Подробности встречи с Орликом, признает автор статьи, ему неведомы, но он предполагает, что меж ними развернулся спорт относительно гетманского богатства. К общему мнению поэтому делу они не пришли, уверен Полтавец, так как знает, что Остап «едва не был арестован, когда, вернувшись в Марсель, садился на корабль – аноним из Парижа утверждал, что он подозрительная личность». Жаль только, что автор статьи опускает такие мелочи, как информацию об источниках – откуда ему известно, что сын Полуботка (пусть будет Остапа, если так больше нравится, хотя настоящие сыновья Андрей и Яков, мне кажется, обиделись бы появлению незваного брата) едва не был арестован на Марсельском берегу? И что судно было именно португальским? И что плыл он из Константинополя именно в Южную Америку? Впрочем, такие пустяки автора заботят всего менее. Он перескакивает сразу через два века: «Остап уехал в Новый Свет, Европу всколыхнули события ХVIII и ХIХ столетий, дело Полуботка забылось». Какие же события, всколыхнувшие Европу, заставили – и кого? – забыть дело Полуботка? Уехавшего в Америку сына, увезшего копию письма? Оставшихся на Украине украинцев? Далее Полтавец рассказывает с небольшими вариациями полностью известную нам версию визита Остапа Полуботко в Венское дипломатическое представительство Украины к Юрию Коцюбинскому. С добавлением того, что этот новый (или все тот же – двухсотлетний?) Остап Полуботко вернулся в свой Сан-Пауло, так и не добравшись в Вене вразумительного ответа на свое однопроцентное предложение. Но, оказывается, в 1964 году (видимо, это как раз продолжение истории со стокгольмским кладбищем и цветами на могиле Карла ХII) «во многих украинских изданиях Латинской Америки появилось следующее объявление: «Разыскивается Остап Полуботко, который жил в 1922 году в Сан-Пауло, Бразилия. Если он умер его наследников мужского пола просят срочно явиться в консульство СССР». Никто в консульство не явился, надо полагать. А если и явился, то сообщений об этом не последовало… Я допускаю, что Гриць Полтавец жив и здоров – всего-то со дня опубликования в Лозанском еженедельнике статьи прошло двадщать семь лет. И ведь знает он – зачем писал, почему писал и кому относил в редакцию, и на чем основывалась газета, помещая подобное сенсационное сообщение – мол, если бы найти прямого наследника Полуботка, то можно было бы обратить в долг Украине все британское содружество, обобрать что называется до нитки, так как с учетом процентов сумма вклада выросла за двести пятьдесят лет до триллиона фунтов стерлингов. Встретимся ли мы с Грицем когда-то? Задам ли я ему вопросы лично? Ответит ли он мне? А может быть и книга это ему попадется в руки каким-то неисповедимыми путями и он сам захочет мне все рассказать. Отзовется. Если, конечно, это подлинное имя… Не знаю… не знаю… Но только, думаю, читатели согласятся со мной, что теперь, с высоты исторического знания – после проведенного нами исторического расследования – мы знаем о деле наследства Павла Леонтьевича Полуботка гораздо больше, чем Гриць Полтавец, и нам трудно без улыбки воспринимать его пассажи, рассчитанные на людей, прямо скажем, абсолютно в истории Украины несведущих. Нам же хочется приближения к истине… Нас не убедят и не удовлетворят уже домыслы, какими бы привлекательными они не были… Верно? Допускаю, что сложными ассоциативными путями можно было выйти через Карла ХII, Мазепу, Полтаву, на тему освободительной борьбы украинского народа за свою независимость и таким образом приступить к раскрытию истории связанное с Павлом Полуботком и его вкладом в Английский банк, – так, судя по всему, поступали упоминаемые в статье Полтавца украинские эмигрантские издания. И сам он следует именно этой схеме. Впрочем, туту следует оговориться и еще раз подчеркнуть лейттему нашего расследования: отмываемые от пыли и тлена крупицы подлинной истории – какими бы они ни были мелкими и незначительными на первый взгляд – это составные части нашего неделимого национального сокровища, нашего неразменного богатства, нашей Правды, в знании, в уважительном отношении к которой заключается гарантия свободного и плодотворного развития духовного самосознания народа. Сюда надлежит отнести и статью Гриця Полтавца и его самого, напомнившего публикацией в лозанской газете о весьма сложных и малоизученных сторонах украинского прошлого, в частности, истории украинской эмиграции. К примеру – фигура того человека, который возложением венков к могиле Карла ХII вызвал волну откликов во всем свете, тоже выступает из мрака забвения чтобы занять подобающее ей место в истории нарoда. Ярослав Стецько – лидер конгресса украинских националистов послевоенного периода. Западные области независимой Украины достаточно широко празднуют все даты связанные с историей ОУН, УПА, с лидерами этих организаций. Поставлен памятник Степану Бандере, открыт мемориал, посвященный Роману Шухевичу, удостоился мемориальной плиты во Львове и Ярослав Стецько. Не вдаваясь в подробности весьма сложного, противоречивого и неоднозначного вопроса, можно лишь констатировать очевидное – всплеск националистических настроений послереволюционного периода подавленный большевиками и переместившийся в эмиграцию, там как бы законсервировался, сосредоточившись на самом себе, был стимулирован известным пактом Молотова-Рибентроппа накануне Второй мировой войны и закончился новым подавлением, разгромом «бандеровцев» в середине пятидесятых годов в Карпатах и убийством Степана Бандеры в Берлине в 1959 году. Ярослав Стецько был достаточно заметной фигурой в украинских националистических кругах. Когда выкормленные и вышколенные австрийскими военными украинские батальоны встали под крыло вермахта, то именно командир батальона «Нахтигаль» Роман Шухевич стал генерал-хорунжим и командующим Украинской Повстанческой Армии. Кончил он свою жизнь в лесном «схроне» просто как герой классической народно-освободительной легенды: окруженный красноармейцами в безвыходном положении, он предпочел плену смерть – одновременно с женою выстрелом в сердце покончил с собой. (Другая версия заменяет пистолет гранатой). Степан Бандера в 1941 году находился в Берлине. 2 июля, то есть на вторую неделю войны, Василь Кук от его имени предложил на пост Председателя Правительства Независимой Украины Ярослава Стецько. Было это во Львове, в здании исторической «Просвыты», на которм теперь и открыта мемориальная доска. У этого Правительства были сложности с Рейхом. Гитлер не хотел никакого украинского правительства, каким бы германофильским оно ни было. Стецько с «министрами его кабинета» был интернирован нацистами в лагерь, правда с достаточно мягкими условиями содержания. Освобожденный до окончания войны, Ярослав Стецько прилагал усилия для того, чтобы его претензии на верховное руководство в свободной Украине были признаны уже командованием войск союзников. Но с тем же результатом… История разметала участников огромной трагедии, но правительство Независимой Украины в изгнании было, Ярослав Стецько жил и действовал. никита Хрущев удостоил его своей иронии. Многие газеты мира после демонстративного возложения венков на могилу Карла ХII разнесли весть и о нем, и об истоках борьбы украинцев за независимость. Нам особенно интересно то, что в спирали времени его имя соотнеслось с именем славного полковника Полуботка. И это – драгоценная крупица нашей истории. Как бы кто не относился к ее содержанию – знать правду и чтить ее самоценность нужно всем. В этом залог духовной силы народа. Летом 1964 года глава коммунистической партии Советского Союза Никита Сергеевич Хрущев совершил поездку в страны Скандинавии с официальным визитом. Разумеется, высокая дипломатическая миссия лидера социалистического лагеря была в центре внимания мировых средств массовой информации. О продолжателе дела Ленина, о неусыпных его трудах на благо народа писали и все советские газеты, писали торжественно, выверенно и однообразно, – как велела непогрешимая партийная дисциплина. Однако размеренных ход поездки в тот раз был нарушен непредвиденным образом. Более того, разразился настоящий скандал, порадовавший зарубежных корреспондентов – им, наконец, было о чем писать, было на чем продемонстрировать остроту своих перьев; и поставивший советскую цензуру и советские агентства в сложное положение. И хотелось бы сделать вид, что ничего не произошло, да совсем отмолчаться нельзя было – слишком на виду посланец мира и социального равенства, слишком заметная, особенно, когда оказывается за границею, вне пределов отечества, за занавесом, фигура. Нужно было находить свое объяснение событиям, давать собственную интерпретацию произошедшего. Началось все с появившихся в скандинавской прессе заметок о каких-то параллельных визиту Хрущева антисоветских акциях, о листовках, призывах к свержению большевиков. Специально тренированные помощники некоторое время ограждали Никиту Сергеевича от подобной информации, зная его непредсказуемость и эксцентричность реакции. Но, тем не менее, информировать главу государства об атмосфере сопровождающей его визит, об откликах местной и мировой прессы на его выступления – это ежедневная обязанность особых служб помощников. Среди реляций о том, как по-братски сердечно относятся к визиту Хрущева широкие трудящиеся массы Дании и Норвегии, как приветствуют политику Советского Союза обездоленные слои трудового народа иных капиталистических стран, появились и сведения о недобитых фашистский прихвостнях, о ненавидящих все советское бандеровцах, окопавшихся в Германии, о злобствующей, одним словом, кучке заговорщиков из эмиграции, которая осмелилась поднять свое звериное лицо. После прибытия советской правительственной делегации в Швецию, когда информационный поток, освещающий параллельные ему антибольшевистские акции стал особенно бурным, подключились и радио и телевидение, терпение Хрущева лопнуло. В Гетеборге, в мэрии, на завтраке, данном в его честь, Никита Сергеевич с присущим ему специфическим юмором посвятил часть речи именно разворачивающемуся вокруг визита скандалу. Сохранилась стенограмма этого выступления. "... У нас нет никаких оснований для споров и раздоров, у нас нет и не может быть каких-либо территориальных претензий друг к другу, –ораторствовал высокий гость Гетебргской мэрии. Правда, будучи у вас в стране, я оказался несколько озадаченным одним обстоятельством, которое произошло в дни моего визита. Но я думаю, тучи рассеются и грома не будет. (Веселое оживление в зале). Было в истории наших народов досадное явление. Я не хотел бы напоминать о нем, но меня вынудили к этому, так что берите ответственность за то, что я напоминаю об этой неприятной странице в истории отношений между нашими странами. Карл XII, по-моему, король шведский (смех) вдруг задумал отведать украинских галушек – это украинское национальное кушанье – и он появился на территории нашей страны, как союзник Мазепы, тогдашнего гетмана Украины, и начал войну против России. Чем это кончилось, вы знаете. Это кончилось несчастьем и для шведов и для нас, потому что, отражая нашествие, многие наши солдаты сложили головы. Вам, вероятно, точно известно, но, по-моему, Карл XII вместе с Мазепою бежал из-под Полтавы в Швецию через; Турцию. ...Вчера и сегодня в вашей шведской печати было сообщено, что какой-то Стечко возложил венок у памятника Карлу XII в знак благодарности от украинского народа. Теперь я сижу и думаю, что это значит? Может быть меня заманили в гости, тут уже Стечко находится, и может быть, ведет сговор против нашей страны? Войдите в мое положение: ведь я могу оказаться у вас пленником, когда вы начнете войну против Советского Союза. (ВЗРЫВ СМЕХА). ...Вот я и задаю прямой вопрос – господин премьер министр, вы хотите воевать против Советского Союза? (Оживление в зале). ... Какое значение имеет этот возложенный венок? Как я могу объяснить это сообщение в шведской печати, когда вернусь в Москву? ...Я после возвращения из Швеции думаю пойти в отпуск. А вот теперь не знаю, могу я ехать в отпуск или не могу. (Смех). ...Ну, будете поддерживать Стечко в войне против Советского Союза, скажите откровенно!? – настаивал Хрущев, обращаясь к главе шведского правительства и ставя того в неловкое положение, заставляя отшучиваться и стараться перевести направление течения речи высокого советского гостя в иное русло. Впрочем, больше Хрущев о Стечко и сам не упоминал. Но ведь любопытные вызывает вопросы даже этот фрагмент выступления Никиты Сергеевича на завтраке в мэрии Гетеборга. Кому должен был объяснять Хрущев, возвратившись в Москву, факт сообщения в шведской печати об акциях буржуазных националистов параллельных официальному визиту? Узкому кругу Политбюро, пристально следящему за деятельностью своего первого секретарь? Группе товарищей по партии, с которыми совсем недавно он преодолел очередной антипартийный заговор? Ехать в отпуск или не ехать? – верно ставил вопрос товарищ Хрущев. Ведь это происходило летом 1964-го, знаменательного года. После Дании и Швеции Никита Сергеевич побывает еще в Польше, Чехословакии, проводит в последний путь Пальмиро Тольятти, примет Вальтера Ульбрихта, вслед за ним многих других товарищей, поездит по стране, осматривая и всячески одобряя ширящиеся кукурузные поля. И осенью все-таки отправится в отпуск, на заслуженный трудами отдых, поедет отдыхать в Крым, откуда его вызовут товарищи по Политбюро уже прямо на пленум Центрального Комитета, последний пленум в жизни Хрущева… Да, может быть, и в самом деле лучше было бы вам не ездить в отпуск, Никита Сергеевич… И – кто такой, собственно, этот, так сильно возмутивший главного коммуниста планеты Стечко, осмелившийся возложить цветы королю шведскому во время визита лидера советского? Газета «Дагенс нюхетер» от 24 июня 1964 года давала довольно пространный материал о «последнем премьер-министре свободной Украины» Ярославе Стецько. Кстати, тут следует заметить, что упорное упоминание некого Стечко в речи Хрущева, может свидетельствовать лишь о том, что имя это родилось в процессе обратного перевода со шведского непривычного им имени Стецько – то есть, о том, что готовившие Хрущеву материалы специальные службы были не слишком-то в курсе дела. Ярослав Стецько был соратником Степана Бандеры. На плечах передовых отрядов нацистов в первые же дни войны он вошел во Львов и 30 июня 1941 года провозгласил создание комитета под названием «Уряд вільної України». Но Гитлер не хотел никакого украинского правительства, каким бы германофильским оно себя не провозглашало. Стецько с «министрами его кабинета» был из западной Украины интернирован в лагерь, с достаточно мягкими, правда, условиями содержания. Освобожденный до окончания войны, Стецько прилагал усилия для того, чтобы его претензии на верховное руководство в Свободной Украине были признаны командованием войск Союзников. С тем же результатом. Однако, правда истории в том, что Ярослав Стецько был, и после смерти Степана Бандеры он в эмиграции жил и действовал. Как совершенно справедливо заметил в свое время замечательный историк Николай Иванович Костомаров: "истинная любовь историка к своему отечеству может проявляться только в строгом уважении к правде". А правда никогда не бывает односторонней, она многомерна и складывается из разных точек зрения. Знать и иметь возможность оценивать различные углы освещения одних и тех же событий, — и значит уважать правду. Какой бы она ни была, и как бы ни хотелось ее подчинить собственному представлению об исторической правде. У нас есть возможность на события лета 1964 года посмотреть с другой стороны. Этот взгляд много десятилетий вообще не брался в расчет, не учитывался, словно его и не существовало вовсе. Ярослава Стецько, бывший лидер Конгресса Украинских Националистов, принимала непосредственное участие в возложении цветов к памятнику Карлу II в Стокгольме. И она до последних дней очень хорошо помнила то бурное время. Антибольшевистский Блок Народов, в состав которого входила и Организация Украинских Националистов, решил продемонстрировать свое отношение к коммунистической системе, используя визит ее лидера Никиты Хрущева в скандинавские страны. Сделать это было непросто, так как в этом регионе украинская эмиграция была весьма и весьма незначительной. Однако на помощь пришли сами скандинавы, разделявшие взгляды лидеров Блока, в Дании – датчане, в Швеции – шведы и представители прибалтийских республик. В Копенгагене глава датского парламента Олиеберн Крафт, – рассказывает пани Ярослава Стецько, – заявил, что не будет встречаться с Хрущевым, а напротив, проведет встречу с главою правительства независимой Украины господином Стецько. Крафт организовал для лидеров ОУН пресс-конференцию, которая, конечно же, не имела столь широкого резонанса, как пресс-конференция главы Советского Союза, но, тем не менее, состоялась в одной из копенгагенских школ и собрала около трехсот журналистов. Приглашения не успевали разослать по почте и тогда датские студенты и школьники на велосипедах и пешком вечером накануне проведения пресс-конференции развозили приглашения по редакциям и корпунктам Копенгагена. Они же расклеивали по городу листовки, написанные на английском языке представителями Блока и переведенные на датский самими студентами. Весь город был оклеен антисоветскими листовками за день до визита Хрущева. Старательные юные помощники даже в туалетах к полотенцам шпильками прикрепляли агитационные листки. И потому пресс-конференция, по словам пани Ярославы Стецько, прошла блестяще. Такая массированная публичная демонстрация протеста против угнетения большевиками Украины и других народов не осталась незамеченной скандинавскими масс-медиа. Чего собственно и хотели лидеры ОУН. Вслед за Хрущевым, который на белом теплоходе «Башкирия» отплывал в Стокгольм, туда же направлялись и руководители Антибольшевистсткого Блока – президент Ярослав Стецько, генеральный секретарь Нико Нагашидзе, и член Центрального Комитета Ярослава Стецько. Легко сказать направлялись, а на самом деле сколько было страхов и волнений, потому что правительство Швеции обеспечивало безопасность визита советского лидера и ограничивало въезд в страну иностранцев, особенно же таких, у которых в паспорте не было никакого гражданства. Однако инициативной троице удалось не только добраться беспрепятственно до столицы Швеции, но и наладить там контакты с представителями Балтийского комитета, объединявшего антикоммунистов Эстонии, Латвии и Литвы, со шведскими единомышленниками. Как всегда важное значение имели личные контакты и связи. В те годы Ярослав Стецько находился в приятельских отношениях с товарищем короля профессором Нерманом, который оказал посильную помощь в проведении антихрущевской акции. "Мы должны были встретиться в парке, в одном из кафе, – вспоминала пани Ярослава Стецько. – И мы шли по дорожке в этом парке мимо памятника знаменитому шведскому королю Карлу XII. И Ярослав как только его увидел, короля, воевавшего в свое время вместе с Мазепой против российского царя Петра I и, к сожалению проигравшего ему битву под Полтавой, так тут же сказал; что завтра в двенадцать часов, когда Хрущев будет сходить с корабля на землю Швеции надо возложить цветы именно к памятнику королю Карлу XII. Профессор Нерман возразил, сказал, что не советует это делать здесь, потому что коммунисты могут сбросить венок в канал, и предложил венок возложить в королевской церкви на саркофаг Карла XII. Мы единственное чего опасались – сумеет ли профессор Нерман столь оперативно достать разрешение на проведение подобной церемонии, так как королевская церковь по будним дням закрыта. Но профессор нас заверил, что все непременно будет организовано и разрешение будет. Два студента шведских тут же высказали готовность помогать нам. Одним из них был Бертли Хекман, теперешний ректор шведского института. Они взяли на себя перевести на шведский язык и напечатать наши листовки, ну и соответственно, их распространение. Ярослав принялся писать листовки. А я пошла доставать цветы. В восемь часов утра я уже была в цветочном магазине, – мы хотели венок составленный из желто-голубых роз. Но синих роз не бывает, и мы даже обсуждали вариант покраски белых роз в синие, однако это было бы слишком хлопотно и сложно, и мы отказались от первоначального замысла. Так вот за сто шведских крон купила я венок с лентой, и ровно в двенадцать часов мы уже были возле королевской церкви. В связи с тем, что было объявлено о проведении акции, к церкви было доставлено два автобуса с полицейскими, они кольцом окружили место действия и стояли на страже порядка. Чтобы они не сильно скучали, я раздала и им листовки наши. Тем временем собирался народ. Кроме нас и прибалтов человек до двухсот шведов пришло в церковь. Ярослав прочитал обращение на английском языке, профессор Нерман перевел его на шведский. Большое стечение журналистов, всю нашу акцию зафиксировавших, обеспечило значительный резонанс. Вечером того же дня об этом рассказало шведское телевидение и показало акцию, которую провели наши соратники мадьяры: когда Хрущев прохаживался по двору королевской резиденции, туда же выпустили свинью с нарисованной головой Хрущева и красной кокардой, она стала бегать, полиция пыталась ее изловить – так как скандал! – все это, конечно же, впечатляло... На следующий день утром к нам в гостиницу явились представители министерства внутренних цел Швеции и, извиняясь, выражая свои симпатии сообщили нам, что получили ноту протеста от московского правительства и потому вынуждены просить нас покинуть страну. Мы их успокоили, сказав, что и сами планировали уже уезжать. Ярослав Стецько должен был лететь в США на открытие памятника Тарасу Шевченко, а мы с князем Нагашидзе собирались вернуться в Германию. Единственное, чего я опасалась – так это, что всплывет мой безгражданский паспорт и выяснится, что я воспользовалась для въезда в Швецию немецким паспортом взятым у одной моей знакомой. Но все и на сей раз обошлось благополучно. Вечером, когда мы уже были в поезде и собирались выезжать, нас проводить пришла большая группа скандинавов, тут были и эстонцы, и шведы, и знакомые и незнакомые. Все они размахивали газетами, кричали о большой сенсации, поздравляли нас. Из принесенных нам вечерних газет мы узнали, что взрыв эмоций спровоцировал сам Хрущев. Вместо того, чтобы, выступая в Гетеборге, сказать свою запланированную речь, он задыхался от злости и кричал на шведское правительство, махал пальцем на премьера Эрландена, мол, вы захотели полтавских галушек, вы также проиграете, как проиграл Карл ХП под Полтавой вместе с гетманом Мазепой и так далее... Всю ночь в поезде мы, разумеется, не сомкнули глаз, читали и радовались. Речь Хрущева в Гетеборге сразу же была напечатана и на английском, и на французском, на немецком языках, газеты практически всего мира обратили внимание на события в Швеции, а значит – на Украину, на ее борьбу за свободу – и это действительно для нас был колоссальный успех. И в Копенгагене на вокзале, когда мы приехали, еще раз это почувствовали – все газеты в киосках на первых страницах давали репорта о нашей акции, фотографии венка у памятника, рассерженного Хрущева и улыбающегося Ярослава Стецько; под огромными заголовками типа "Русская злоба и украинская улыбка". И весь поток публикаций в Европе и мире был пронизан симпатией, сочувствием к Украине, ее истории, ее борьбе. Конечно, этого нельзя сказать о том, что напечатано было в газете московских коммунистов "Известия". Но и там не прошли мимо, отозвались. Резонанс нашей акции был действительно всемирным, эхо публикаций донеслось и из Калифорнии, и из Токио, из Парагвая, Бразилии. Мы часто потом смеялись, что за сто крон сумели устроить такой громкий скандал. Ну конечно же мы признавали и то обстоятельство, что главным нашим помощником был сам Хрущев – это он сам поставил в центр внимания своей поездки нас и нашу демонстрацию, и потому конечно все это так прозвучало, Интересно, что позже нам рассказывали, что одной из главных причин снятия Хрущева с занимаемых должностей был именно этот шведский провал", – заканчивала делиться воспоминаниями пани Ярослава Стецько. Конечно же, в году 1964-ом и речи быть не могло о том, чтобы кто-то всерьез воспользовался провозглашаемым в конституции правом нации на самоопределение. Этот вопрос даже и теоретически не рассматривался, потому что единственной правдой было нерушимое братство народов. Непогрешимость мнений и оценок, незыблемость учения, неоспоримость решений и предначертаний в свое время со всей возможной убедительностью продемонстрировал китайский император Цинь Ши Хуан Ди, который всех явных и потенциальных оппонентов просто закапывал живыми в землю, всех умеющих читать истреблял, все книги уничтожал, а для того, чтобы никакого внешнего влияния на поднебесную его империю не оказывалось – он велел построить стену, отгородиться от остального мира. Великая китайская стена пережила и самого императора и многих его подражателей – как выдающийся памятник человеческого бессилия в борьбе с правдой стоит она сегодня и будет стоять еще много и много веков. Потому что разобрать ее и трудно и жалко. Это ж не берлинская стена, которую снесли в один день. Это не железный занавес, что рухнул, рассыпался, прогнив и истлев. Это уже образ, имя нарицательное. А образы бессмертны. Конечно, не могли в 1964 году встретиться и обменяться мнениями Хрущев и Стецько. Они искренне ненавидели убеждения друг друга и слепли от этой ненависти. А когда слепые ведут за собой слепых... Цветы возложенные на саркофаг шведского короля, в своё время потерявшего на нашей земле свою армию, свою честь, славу и здоровье и привезенного на родину лишь для захоронения, – это конечно же выражение ненависти к тому, что воплощал собою Никита Сергеевич Хрущев. Но и то, и другое, и третье – это часть нашей общей истории, без которой правда не может быть полной. Ненависть разрушительна, она не может быть энергией созидания. Но уроки ее содержательны и могут помогать учить самым фундаментальным жизненным устоям – любви и терпимости. Они всё объемлют и всё одолевают, как правда... |