РОД
Судьба каждой отдельно взятой семьи является, словно капля воды растворенная в необозримом океане, неотделимой, неотъемлемой частью всеобщей судьбы народа, его истории, его жизни. И, как в капле воды может отразиться мир, так порою на примере всего одной семьи можно увидеть всю глубину, трагичность и величие истории государства. Нужно только дать себе труд под толщею наносного и постороннего рассмотреть характерные подробности.
Какое множество сюжетов захватывающих, невероятных, поучительных и таинственных хранит отечественная история, история народа, история каждой семьи. Даже эскизная биография рода – это всегда увлекательнейший материал для исследователя; хватило бы усидчивости, настойчивости, увлеченности и знаний, а за открытиями дело не станет…
Ветви многочисленных украинских родов так густо переплетены семейными узами и кровными связями, что представляют собой как бы одну огромную многолистную крону, произростающую на могучем стволе, питаемую мощными корнями. Практически все видные украинские фамилии на протяжении нескольких поколений ХVI–ХVIII веков породнились между собою разной степенью родства. Сословные интересы каждой отдельной семьи спрятались с историческими закономерностями развития гражданского общества. Ветры истории непрерывно трепали густую крону родословного дерева, обламывались или усыхали ветви, обрывались отдельные листья, обрезались живые связи. Однако, народ был, есть и будет всегда, корни его глубоки и прочны – какие бы поветрия моровые или студеные, какие бы бури смертоносные не случались, древо высится побегами новой поросли, жизнь народа, пока жива семья, продолжается…
Ответственность за судьбу семьи, рода, целой ветви национального древа лежит на каждом человеке в любое время, смутное ли оно по определению историков или же самое героическое. Выбор на жизненном пути приходится делать всякому: крутые повороты подстерегают, обрывы, пропасти, трясины. Сила, стойкость, хитрость, мудрость, вера диктуют свой образ действий, прокладывают свой путь; слабость, злоба, жадность, зависть, глупость тянут в иную сторону. В любом случае, при любом раскладе все в потомках наших отзовется…
В начале века, готовя съезд наследников Павла Полуботка, Александр Рубец дал объявление в газетах, в котором перечислил фамилии родственников наказного гетмана, приглашавшихся в город Стародуб к 15 января 1908 года. В списке было сорок фамилий. К назначенному сроку в Стародуб съехалось более шестисот претендентов на гетманское наследство, документально подтвердивших свое право наследования, а стало быть и фамильную принадлежность к ветвям полуботковского корня.
Аналогичная картина могла бы возникнуть, если бы собрались наследники любой другой фамилии из перечисленных в приглашении, – по несколько раз в разных поколениях роднились между собою роды украинской казацкой старшины.
Если бы Илья Ефимович Репин родился на два века раньше и остался бы при этом столь же взыскательным художником, это обстоятельство во многом бы упростило его поиски типажа для портретирования казака, воплощающего обобщенный образ эпохи украинского барокко. Одним из самых представительных и наиболее выразительных сынов казацкого рода вполне заслуженно можно считать Петра Михайловича Забелу, славного генерального обозного Войска Запорожского. Судьбою назначено было ему воплотить собой, своей жизнью силу и стойкость украинской семьи, украинского рода. Долгая и содержательная жизнь выпала Петру Михайловичу. Рожденный в последней четверти ХVI столетия, году в 1580-ом, он прошагал почти весь ХVII век, исполненный войнами, восстаниями, походами и прочими социальными бурями, и вплотную подошел к веку ХVIII-ому. Отменной крепости, завидного здоровья Петр Забела уцелел в пожарах и эпидемиях, уничтожавших целые города и области едва ли не всякое десятилетие, превозмог головоломную чехарду военных столкновений, в которых непременными участниками были отряды казаков, воевавших на стороне польской короны против турок, на стороне московского царя против поляков, за татар Крыма против литовского князя и даже под знаменами короля Франции, пережил всех своих сверстников и лишь в сто семь лет сам добровольно оставил службу, сам загасил свою походную люльку, уступая место молодой генерации. И не потому отошел от дел, что стал дряхлым и немощным, нет, он на девятом десятке еще вполне весомо претендовал на гетманскую булаву и до последнего дня крепко сидел в седле, мало кому удавалось выбить саблю из прочной, словно корневище, его руки, – Петр Михайлович устал от суеты и мелькания новых лиц – правнуки входили в воинскую силу и время требовало их расторопности, их решений. На сто десятом году жизни предстал перед господом генеральный обозный Забела. Он был счастливых отцом, много сыновей оставил после себя – и те не плошали, пронесли фамилию сквозь века вплоть до наших дней.
*От первого брака у Петра Михайловича Забелы было четыре сына. Старший Василий был Генеральным Хорунжим. Степан был поставлен полковником в Нежине, Тарас – сотником Борзенским. Сын Иван был убит во времена Хмельницкого в Чигиринском походе. Пережив первую жену, Петр Михайлович второй раз женился, когда ему было 80 лет. И новая жена родила ему еще дочь и сына, Феодору и Ивана, которые были младше многих внуков счастливого отца. Феодора Петровна Забела со временем вышла замуж за Василия Яковлевича Жураковского, который станет генеральный есаулом при гетманах Скоропадском и Полуботке. На пышной свадьбе дочери, совпавшей по времени с вековым юбилеем отца, Петр Михайлович Забела, нарядный, сивоусый (и кто бы осмелился сказать, что столетний!) не только добре выпил горелки, но и плясал с молодыми, целовал их тугие румяные щеки...
И сына Ивана успел сосватать и женить на Анне Борковской, дочери полковника Черниговского Василия Касперовича. И вторую жену, что была на сорок с лишком лет моложе его, похоронить. И завещание свое родительское переписать наново.
Примечательно, что впервые подумал о составлении завещания Петр Михайлович только в столетнем возрасте, да и не просто так, а потому, что в военном находился походе и предстояли жаркие баталии.
Вот таких казаков рождала украинская земля. Утёсами, кряжами высятся они на степных просторах национальной истории, словно памятники легендарным эпохам. Их горячая кровь, их жизненная сила не исчезли - они растворены в многочисленных потомках, и сегодня сохраняют коренную мощь древнего рода.
За внуком Петра Михайловича Забелы Семеном Степановичем замужем была Анна Ивановна Мирович, дочь полковника Переяславского. Именно ее отец, Иван Михайлович Мирович в 1691 году на полковничестве Переяславском сменил Леонтия Артемовича Полуботка, отца будущего наказного гетмана Павла Леонтьевича Полуботка. Сменил по воле Ивана Мазепы, принявшего незадолго перед тем гетманскую булаву. Киевский шляхтич Мазепа пажествовал при польском дворе, выслуживался у российского престола и был весьма просвещен в науке дворцовых интриг и кабинетных перетасовок. Выторговав за внушительную взятку гетманство, он тут же стал расправляться со своими конкурентами. В частности, Леонтия Полуботка обвинил в злоупотреблениях (а подразумевались лишь злонамеренные притязания на власть гетманскую), добился осуждения, лишения маетностей. Таким образом, новая метла сменила почти всех полковников. Что вполне соответствовало традициям и морали эпохи (впрочем, все иные дворцовые перевороты всех времен ничем особенно и не отличаются друг от .друга, схема отшлифована веками), – новый, властитель должен расчистить себе дорогу, убрать приверженцев прежнего, свергнутого гетмана и расставить на ключевые места, на наиболее значительные должности своих людей, платящих за это преданностью.
Переплетение судеб украинских семей неотторжимо от судьбы всей земли, многострадальной и много терпимой.
Иван Михайлович Мирович, в течение полутора десятков лет полковник Переяславский, достойно нес пернач, символ войсковой власти. В то же время он был отцом и дедом, и на его плечах был весь груз дел семейных. Он дал детям отличное образование, вплоть до Киево-Могилянского коллегиума, где сын его был вице-префектом конгрегации. Однако в воспитании главным считал умение передать верность традициям, воинскому долгу, верность семье.
Весной 1706 года во время шведской кампании Северной Войны в местечке Ляховичи раненый полковник Иван Мирович был взят шведами в плен. Как особо ценная добыча, он отвезен был сначала в Польшу, в ставку командования, а затем в Стокгольм, где и скончался, где приготовила ему судьба последний приют.
Не знаю, существует ли общество украино-шведской дружбы, имеются ли в шведской столице наши дипломатические представительства, есть ли какая-либо историософско-культурологическая организация, объединяющая специалистов двух стран, но, согласитесь, факт наличия могилы такого украинца на шведском кладбище не может не пробуждать интереса ко всей подоплеке и наших исторических взаимоотношений, и конкретных судеб втянутых в замысловатые водовороты исторических вихрей. Разве так уж нереально обнаружение захоронения славного полковника Переяславского и каких-нибудь документов связанных с его вынужденным пребыванием в шведской столице?..
Ну а если историю жизненного пути Ивана Михайловича Мировича дополнить линией судьбы его дочери Анны Ивановны, которая была замужем за Семеном Степановичем Забелою, то прочертится и вообще четкая фабула в лучших традициях захватывающего исторического романа: любовь и верность, долг и страсть в декорациях широкомасштабных исторических катаклизмов. Судьба личная, судьба семьи, судьба любви, судьба отечества и удивительные, невероятные сюжетные повороты, сочинять которые способна разве что сама жизнь.
Анна Ивановна Мирович сознательно разделила судьбу своей семьи, она сама сделала свой выбор, и потому жизнь ее сложилась именно так, а не иначе...
Северная Война и в частности война России и Швеции в конце первого десятилетия восемнадцатого столетия опалила своим огнем Украину, многие и многие украинские семьи... Выбор гетмана Мазепы в критической ситуации известен – он с некоторыми своими приближенными перешел во время боевых действий на сторону врага, под знамена шведские, под руку юного баловня судьбы Карла XII. Доселе Иван Мазепа не одно десятилетие верою и правдою служил и прислуживал российскому престолу, был обласкан монархами, возведен в княжеское достоинство Римской империи, пожалован в кавалеры Ордена Андрея Первозванного.
Осенью 1708 года он сделал свой выбор. За ним пошли паны генеральная старшина, обозный Ломиковский, писарь Орлик, есаул Гамалея, судьи Чуйкевич и Максимович, бунчужный Мирович, хорунжий -- Сулима. Паны полковники Лубенекий Зеленский, Прилукский Горленко и Миргородский Апостол. Кроме того, три охотницких полковника и около тысячи казаков. И каждый из них руководствовался своими соображениями, без пафоса и надрыва, просто взвешивая житейские аргументы. Кто полагался на волю случая, кто подчинялся чувству долга, а кто и корыстному расчету. Так или иначе, покинули со временем Мазепу практически все его сподвижники, остались лишь Орлик, Герцык да Мирович. Остальные вернулись обратно еще до Полтавской битвы, которая завершилась не в пользу Карла XII. А Даниил Апостол и Галаган возвратились почти сразу же, осенью 1708 года и много преуспели в дальнейшем служении отчизне, –Апостол даже гетманствовал через два десятка лет. Выбор Мазепы привел его к последнему дню в муках и отчаянии на чужбине. И даже четверть миллиона золотых вывезенных им из Украины, не достались родственникам или сподвижникам, но были присвоены королем шведским.
Анна Ивановна Мирович, последовавшая за мужем и братом, разделила их судьбу, судьбу изгнанников. После бегства из-под Полтавы с остатками разгромленной армии Карла XII, она оказалась в Турции, под покровительством султана, овдовела, жила некоторое время в Бендерах. Из показаний племянника Мазепы Войнаровского в следственном деле по его возвращению в Россию, видно, что он был некоторое время женат "на вдове Забелиной", то есть на Анне Ивановне Мирович. Но судьбе было угодно приготовить для нее еще один крутой поворот, подробные изыскания о котором еще ждут своего часа и своего упорного исследователя.
Как можно судить по некоторым дошедшим до нас данным, Анна Ивановна Мирович в своих турецких скитаниях сблизилась со шведским коронным маршалом Лимонтом. Она стала его женой, по всей видимости, приняв протестантство, так как Швеция страна преимущественно протестантская. Когда началось возвращение шведских войск, уцелевших в Северной войне, на родину, вместе с маршалом Лимонтом Анна Ивановна переехала в Стокгольм, жила там, в городе, где покоился отец ее, полковник Переяславский Иван Михайлович Мирович. Знала ли дочь об этом? Подозревала ли о таких причудах судьбы? Сподобил ли господь милостиво пролить дочери слезы на могиле родителя своего по обычаю христианскому? То неведомо... Сама Анна Ивановна скончалась и похоронена тоже в шведской столице. Потомки ее и до сей поры живут, может быть, даже и не подозревая о том, частица какой крови течет в их жилах, и что за удивительные могилы напоминают в Стокгольме о неразрывных связях времен и о мудросплетениях исторических сюжетов. Сюда же можно было бы добавить любопытные данные о стокгольмской ветви знаменитого рода Терещенко. Один из внуков сахаро-промышленника Николы Терещенко, Михаил Иванович, меценат, издатель, поклонник искусств, в двадцать восемь лет министр временного правительства, эмигрировав после октябрьского переворота в Швецию, стал одним из экономических советников правительства, соавтором того самого "шведского чуда", которое вывело небольшое скандинавское государство за несколько десятилетий в ряд самых процветающих держав мира. А ведь и это часть нашей общей судьбы, часть практически не исследованная... Однако вернемся, к Мировичам, в начало века ХVIII-го. Как водится, тень поступков одних членов семьи легла на прочих. А тень была зловещей – Мировичи числились в первых рядах государственных изменников. Вдова Полковника Ивана Мировича Пелагея Захаровна Голуб за бегство сына Федора со шведами – по царскому указу от 8 апреля 1712 года была выслана в Москву со всей семьей. А в 1716 году за сношения другого сына Василия со шведами – сослана в Тобольск на вечное житье.
Более трех десятилетий Пелагея Захаровна с детьми и внуками провела в ссылке. Может быть именно это обстоятельство – что она должна была оставаться матерью и бабушкой, хранительницей семейного очага – помогло ей не только самой выжить, но и сберечь дух семьи, память предков. Ведь и там в Сибири, вдали от гнезда Переяславского, Мировичам нужно было жить, воспитывать новых носителей фамилии. Каково это было верной Пелагее Захаровне знает только Всевышний, слышавший еженощные ее мольбы о спасении и заступничестве.
Шесть сыновей было у полковника Мировича, шесть сынов и три дочери – отрада и гордость отцовы. В судьбе каждого из них, так или иначе, отразилась доля отца и всей страны. Старший сын, Федор Иванович Мирович, бунчуковый товарищ, осенью 1708 года без колебаний принявший решение перейти с Мазепой к Карлу, был генеральным есаулом при "эмигрантском гетмане" Орлике. После поражения шведов, как и все, скитался, скрывался от гнева российского монарха, переносил все тяготы беглой жизни.
В 1719 году поселился в Польше под крылом князей Вышневецких. Жив был по упоминаниям в документах в 1757 году. Характерно то, что жена его в переломную осень 1708 года за ним не последовала, осталась на Украине. В данном случае, видимо, семейное притяжение оказалось сильнее вынужденного политического: женою Федора Мировича была родная сестра Павла Полуботка Татьяна Леонтьевна. И, наверное, когда перед нею встал вопрос о том, чью принять сторону, чье решение предпочесть, последовать ли с мужем за гетманом Мазепою, она прислушалась не столько к Мировичам, сколько к брату...
Семен Иванович Мирович, второй сын полковника Переяславского, получил образование в Киево-Могилянском Коллегиуме, в 1699 году был вицепрефектом конгрегации. Умер в ссылке в Тобольске в 1726 году. Мать оплакала его и похоронила. Женат Семен Иванович был на Елене Ивановне Ломиковской, дочери генерального обозного, – она тоже приговорена была пройти все испытания выпавшие семье и пронесла свой крест достойно.
Василий Иванович Мирович, третий сын полковника Переяславского, был осужден за желание бежать с братом Федором к шведам, закован в кандалы, в 1716 году сослан в Сибирь, где тяжко болел и умер в году 1732-ом .И этого сына оплакала мать, закрыла ему глаза собственной рукою. И Василий Мирович не вернулся на родину, упокоился на тобольском ссыльном погосте. Жена его, дочь Киевского полковника, Анна Константиновна Мокиевская, проявила вполне объяснимую жизненную слабость: она отлично сознавала, что ожидает ее, супругу государственного изменника, поэтому, наученная осмотрительными родственниками, сама, не желая губить свою жизнь, подвергаться лишениям и страданиям за чужие грехи, упредила разворот событий, написала на мужа донос. Ей за то возвращены были все конфискованные ранее пожитки и дано было милостивое позволение жить на родной земле. Была ли она с возвращенными пожитками счастлива в дальнейшей жизни, не известно, но очевидно, что бог всемилостивый простил ее, и не нам осуждать ее выбор… Четвертый сын, Яков Иванович Мирович несколько месяцев не дожил до освобождения, скончался в Тобольске в 1744 году.
Иван Иванович, пятый сын полковника Переяславского, тоже сосланный со всею семьею, получил в 1723 году разрешение переехать из Тобольска в Екатеринбург, где допущен был до государственной службы "в виду малой личной провинности". В 1726–1728 годах состоял сержантом при артиллерии, капитан-поручиком, затем и флигель-адъютантом при генерал-поручике Ченинге. Был назначен везти в Петербург партию железа. Но с дороги, воспользовавшись случаем, сбежал в Крым, где выдавал себя за поляка, пил горькую, чтобы не мучали по ночам кошмары вечного страха преследования.
Дмитрий Иванович Мирович, младший сын полковника Переяслав-ского по указу Сената 23 января 1744 года вместе с матерью получил освобождение из Сибири. А 21 мая 1745 года из Москвы они были отпущены в Малороссию "за поруками и под страхом лишения живота запрещено иметь сношения с сыном Федором".
Единственный из сыновей Ивана Мировича, младший, Дмитрий сумел пережить все тяготы ссылки и вместе с матушкой Пелагеей Захаровной вернуться на Родину, от которой отлучены они были более тридцати лет.
Судьбу одной из дочерей полковника Мировича Анны Ивановны мы уже проследили – с маршалом Лимонтом она оказалась в Стокгольме.
Вторая дочь, Марина Ивановна умерла в Тобольске.
Третья дочь, Феодора Ивановна, в замужестве за Яковом Ефимовичем Лизогубом, генеральным обозным, оказалась огражденной от всех напастей семьи, прожила отпущенный век степенно, почила мирно. Может быть и ее молитвы услышал господь и наградил ее на старости лет встречей с матерью, и слезы их перемешались в оплакивании отца и мужа, братьев и сыновей, горькой участи всего рода...
Сын Семена Ивановича Мировича, внук, стало быть, полковника Переяславского, Григорий Семенович тоже был сослан вместе с матерью и бабушкой. В 1744 году "за добропорядочные поступки и за долговременное от малолетства в Сибири в ссылке житье" – дан был ему чин титулярного советника. Служил Григорий Мирович в Оренбургской губернии, В 1764 году с сыном Михаилом безуспешно просил о возвращении наследных маетностей.
Сыновья Федора Ивановича Петр и Яков по доносу Данила Забелы, родственника мужа Анны Ивановны, были в свое время, в году 1723-м, привлечены к делу их дяди, Павла Леонтьевича Полуботка, арестованного и заключенного под стражу в Петропавловскую крепость. Оба были сосланы. Петр, после освобождения из ссылки в 1741 году был экзекутором в Священном Синоде; в 1742 – он воевода в Енисейске; в 1749 – находится под следствием в сибирском приказе; в 1764 году значится в чине коллежского асессора. Яков с 1742 года служил воеводою в Кузнецке Сибирской губернии и "кормился от должности". Тут следует пояснить, что с ними, сыновьями государственного изменника Федора Мировича, обошлись в свое время весьма милостиво, они были из Малороссии взяты в Москву и воспитывались в царском дворце, получили прекрасное образование и воспитание, что позволило Петру Мировичу быть секретарем принцессы Елизаветы, дочери Петра I, а Якову Мировичу – секретарем Антония Потоцкого, подстолия Великого Княжества Литовского. Когда Елизавета Петровна стала царицей, она своих старых знакомцев не оставила без покровительства. Как и мать их, урожденную Полуботок, в свое время не привлекли к делу об измене мужа по ходотайству Черниговского полковника Павла Полуботка, ее брата, и ручательству графа Шереметьева.
Сын Якова Василий Мирович, рожденный тут же в Сибири в 1740 году, был назначен судьбою к жизни короткой и яркой, к финалу трагическому, как бы венчающему эпическую линию Мировичей в истории отечества.
Василий Яковлевич Мирович, правнук полковника Переяславского Ивана Мировича, похороненного в Стокгольме, избрал военную карьеру. В чине подпоручика Нарвского пехотного полка, обуреваемый честолюбивыми планами, готовый беспрекословно отдать жизнь за славу России, он был казнен в Петербурге на рассвете 15 сентября 1764 года. Подписывая ему смертный приговор, Екатерина II сказала: – Сын и внук бунтовщиков! Василий Мирович сам выбрал свой путь и сам с честью за него расплачивался. Неполных двадцати четырех лет от роду он спокойно и гордо вышел на казнь.
Собравшийся на площади народ ожидал традиционного помилования. Но его не последовало. Мало того, что палач отрубил Мировичу голову, так еще обезглавленный труп его вместе с эшафотом был сожжен тут же на площади. Не придать тело христианина земле, не отпеть его душу – это, пожалуй, самое страшное, что можно совершить над усопшим или убиенным православным, пусть даже и преступившим закон. Гавриил Державин, под впечатлением, которое сей жестокосердный факт произвел на собравшихся жителей Петербурга писал, что от потрясения, охватившего публику, зашатался и едва не рухнул запруженный толпою мост. И долго еще люди стороной обходили то жуткое место на площади, где чернело пятно кострища. Пока не велено было сменить булыжные камни мостовой...
Душа Василия Мировича и до сих пор мается без покаянного пристанища. Казнь этого подпоручика вошла в историю еще и потому, что была первой публичной смертной казнью после того, как почти четверть века назад их отменила на Руси царица Елизавета Петровна.
Почему же так беспрецедентно жестоко обошлась с Мировичем императрица Екатерина II? Уже тогда в России ходила версия не опровергнутая и по сей день. Василий Мирович 5 июля 1764 года предпринял попытку освободить заточенного в Шлиссельбургской крепости Иоанна Антоновича, являвшегося законным претендентом на российский трон. За особым узником неусыпно наблюдала специально приставленная стража, имевшая приказ при малейших подозрениях на попытку к бегству или освобождение убить заключенного незамедлительно. Не мог не знать офицер Мирович, идя на столь безрассудный шаг, что затея его обречена и что никто его не подержит, так как уже все полки присягнули новой императрице Екатерине II. Но тем не менее, он предпринял попытку. Разумеется, Иоанна Антоновича умертвили. Приказ стража выполнила неукоснительно.
Иван Творожников(1848-1919). «Поручик Василий Мирович у трупа Иоанна Антоновича 5 июля 1764 года в Шлиссельбургской крепости»(1884)
Затем и сама стража исчезла бесследно. А Мирович оказался приговоренным к смерти за попытку государственного переворота. И он как никто лучше подходил на эту роль – сын и внук бунтовщиков! Чего от него еще ждать?! Яблоко от яблони… Отрубить ему голову и весь сказ!…
Единственный человек, которому был очень выгоден этот «бунт» Мировича – сама Екатерина, так как она избавлялась от самого опасного своего соперника от законного претендента на престол, Иоанна Антоновича, избавлялась чужими руками и сохранила при этом гордое величие самой Справедливости. И могла дальше три десятка лет благополучно царствовать, рубить головы, переписываться с Вольтером, писать мемуары. О причастности к делу царицы шептались в столице сразу же после ареста Мировича. Но вот кто руководил им, кто стоял за ним, направляя его офицерскую шпагу, кто обещал ему награду за геройский поступок и искупление грехов предков, кто выбрал его из тысяч молодых офицеров такого подходящего? – остается только догадываться. Подпоручик Василий Мирович шел на казнь спокойно и достойно, – он был уверен, что его ждет помилование и прощение. Но ему отрубили голову и сожгли вместе с эшафотом…
– Сын и внук бунтовщиков!
Из многоликой семьи Мировичей этот казненный подпоручик – единственный, кто удостоился до сего времени внимания литераторов; ему посвятил, в частности, свою повесть беллетрист г. Данилевский, так и озаглавив сочинение «Мирович».
Мировичи – это лишь одна ветвь в кроне украинского родового Древа, но, как и все остальные, неразъединимо сплетенная с прочими, питаемая теми же самыми едиными для всех корнями, и потому каждое новое слово об этой семье дополняет правду обо всех нас, ибо без любого отдельно взятого человека народ не полон…
"предыдущая глава"
