| |
|
ЗАГОВОР
У Пушкина есть запись:
«Когда родился Иван Антонович, то императрица Анна Ивановна послала к Эйлеру приказание составить гороскоп новорожденному. Эйлер сначала отказывался, но принужден был повиноваться. Он занялся гороскопом вместе с другим академиком — и как добросовестные немцы, они составили его по всем правилам астрологии, хоть и не верили ей. Заключение, выведенное ими, ужаснуло обоих математиков — и они послали императрице другой гороскоп, в котором предсказывали новорожденному всяческие благополучия. Эйлер сохранил, однако ж, и первый и показывал его графу Разумовскому, когда судьба несчастного Ивана VI совершилась.»
Семена заговоров прорастают и плодоносят непредсказуемо.
Извечно нерасторжимы власть и заговор.
История любого государства изобилует примерами того, как легко в борьбе за рычаги управления попираются мораль и существующие законы.
Инструмент этой борьбы всегда один - заговор. Коварство, изящество, сложность и жесткость заговора связаны напрямую с масштабом личности заговорщиков и высотою их притязаний.
Нет нужды останавливаться на хрониках египетских и китайских династий, на дворцовых переворотах в королевствах европейских, - буквально каждая страница древней и новой мировой истории свидетельствует о преемственности опыта и неизбывности заговора, как универсального политического механизма.
Наше отечество имеет свое особое богатое наследие, свои собственные традиции заговоров в высших властных структурах.
Летописи княжеского периода - это просто-таки свод самоистребительных козней. Алчность, гордыня, спесь или просто бездумность душили, травили, сжигали целые народы всегда во благо новой справедливой власти, которая в свою очередь рано или поздно истачивалась и повергалась новыми против нее заговорами - и каждый из них непременно воспевался сторонниками снова как торжество закона. Очень и очень немного в нашей истории примеров княжений или царствований, когда бы доброчинно и благолепно власть наследовалась от правителя уходящего державцем новым по закону и общему согласию. Впрочем, и сии редкие исключения из общемировой скорбной саги о власти, внутри себя все равно содержат массу неудавшихся подавленных переворотов, раскрытых, предотвращенных, не проросших заговоров.
Н.М.Карамзин в «Записке о древней и новой России» адресованной Александру I, писал о двух причинах способствующих заговорам. Он видел их в «общей ненависти или общем неуважении к власти».
И даже тогда, когда выпадают мирные удачные годы, обильные урожаи, когда народ объединен общей любовью к своему правителю и ничто, кажется, не может помешать социальному благоденствию, - в ближайшем окружении верховной власти неистребимо гнездится семя зависти, энергия которой превосходит по разрушительности самые совершенные стенобитные орудия. И это отнюдь не общая ненависть, но вполне конкретная частная и даже более того - сугубо индивидуальная.
Почему восхваляют его, а не меня?
Почему самые красивые женщины достаются не мне, а ему?
Почему казнит, милует и повелевает он, а не я?
Почему?
Чем я хуже?
Если у Владимира, князя Киевского, к примеру, было двенадцать сыновей, то мог ли один из них, Ярослав Владимирович, чтобы укрепиться на отцовском престоле после кончины родителя, не умертвить братьев своих, задавшихся подобными вопросами? Как иначе мог он доказать законное, на его взгляд, право наследования? Потому и прозван был этот Ярослав Мудрым, что сумел вовремя противопоставить всем возможным заговорам братьев своих беспощадную собственную силу в качестве убедительнейшего из аргументов.
Лишь троим из двенадцати братьев удалось избежать насильственной смерти в княжеских распрях начала второго тысячелетия.
Кроме самого Ярослава следует прежде всего выделить Судислава Владимировича Псковского, брата тихого, доброжелательного, уступчивого, не хотевшего причинять зла другим. Безжалостная судьба самим фактом рождения сделала его помимо его воли претендентом, а значит конкурентом и врагом в непримиримой династической схватке: старший брат арестовал его, бросил в «поруб», проще говоря, заточил в яму без окон без дверей.
Двадцать четыре года содержался князь Судислав в узилище, как тать, злодей, как угроза устоям власти, был напрочь изолирован от семьи, счастья, жизни, будущего.
Только после смерти Ярослава Мудрого уцелевшие племянники освободили из заточения своего дядю Судислава, но тут же насильно постригли его в монахи и сослали в отдаленный монастырь, где сын Владимира Святого, пережив всех своих единокровных братьев и обидчиков, почил с молитвою на устах в году 1063-ем. Строка летописи сохранила для нас отблеск его удручающей доли. О чем молился он, простил ли родных своих гонителей и притеснителей, проклял ли их или смиренно принял крест самоотверженного мученичества подчинившись исторической неизбежности? То неведомо. Но судьба его потрясает даже на фоне всеобщей безудержной жестокости нашего средневековья. Этот факт чудовищного жестокосердия и поругания человеческих норм и христианских заповедей можно было бы назвать беспримерным, если бы не причудливый рок, приуготовивший еще более страшную участь для другой венценосной особы спустя семь веков.
У самого Ярослава было семь сыновей, у внука его, Владимира Мономаха - восемь. У правнука - Юрия Владимировича Долгорукого - одиннадцать. И братоубийственный грех всегда плодоносил, но и всегда отпускался за заслуги в битвах, за радение о вере и державе. Но дело, конечно же, не в количестве законных наследников, как таковом. Вполне достаточно и одного единственного, но излишне нетерпеливого. А уж когда наследников и вовсе нет, тут уж самое золотое для плетения интриг и заговоров наступает время.
Свою пресловутую шапку, то бишь царские венец, цепь и бармы Константиновы, полученные от митрополита Эфесского, Мономах, умирая, отдал шестому сыну и велел только хранить, передавая из рода в род без употребления, доколе бог не смилостивится над бедною Россиею и не воздвигнет истинного самодержца, достойного украситься византийскими знаками могущества.
Легко сказать - хранить без употребления! А соблазн-то каков...
Причудливая механика заговора в борьбе за власть - это классические конструкции драматургии от античности до Шекспира. И, как сами заговоры, эти трагедии всегда актуальны. Речь пойдет об одном из самых темных и бесчеловечных заговоров самодержавия.
В цепи российских престолонаследований и после пресечения рюриковского корня сохранялись и умножались традиции переворотов. После Годуновых, Лжедмитрия, Шуйского и трехлетнего междуцарствия в 1613 году на российский трон воссел Романов.
63 года правили отец и сын - первые Романовы. Но было у Алексея Михайловича две жены и дети от обеих.
После смерти отца царевна Софья Алексеевна, покинув женский терем, восхотела власти. Реки крови породила ее гордыня и перелилась чудовищными последствиями в наступившее восемнадцатое столетие.
Пятнадцать лет проведет покусившаяся на скипетр, свергнутая братьями и заточенная Софья в монастырской келье, угаснет тихо, незаметно, примирившись с жестоким политическим поражением. Ну а что до тысяч трупов - так не ее в том вина, - она хотела, как лучше...
Брат ее, рожденный той же матерью, Милославской, Иван V Алексеевич, в браке с Прасковьей Федоровной Салтыковой имел лишь дочерей - Екатерину, Анну и Прасковью.
От второй жены Алексея Михайловича Натальи Нарышкиной родился второй брат - Петр Алексеевич.
Он, как и отец, был дважды женат и детей имел от обеих жен. Сначала юная Евдокия Лопухина родила ему сына Алексея (второе дитя умерло во младенчестве). А затем Екатерина Скавронская двенадцать раз рожала наследников Петру, но выжить удалось лишь двум дочерям.
Все эти обстоятельства чрезвычайно усложнили в дальнейшем престолонаследие в доме Романовых и предопределили тяжелейшие невзгоды царствований после Петра I.
Царевич Алексей успел оставить сына до того, как был казнен собственным родителем. Женат он был на принцессе Брауншвейгской с 1711 года. За год до его свадьбы сам же Петр I и племянницу свою Анну Ивановну выдал замуж за Фридриха-Вильгельма, герцога Курляндского. А Екатерину Ивановну, старшую дочь покойного брата - за герцога Карла Леопольда Мекленбургского. Политические расчеты, заставлявшие соединять своих детей и племянниц с представителями мелких удельных властителей Европы, соткали густую паутину бед для самого российского дома.
Судьбе было угодно привести Петра Великого к последнему дню в тяжелейших физических страданиях. Он несколько недель криком кричал от непереносимой боли, требовал яду. Но еще тяжче ниспосланы ему муки душевные, ибо не было у самодержца наследника, не было продолжателя многотрудных дел его. Старшего сына от первой жены, царевича Алексея (что был младше отца всего восемнадцатью годами) Петр I изволил из высших, ему казалось, державных интересов лишить жизни. Все же его последующие cыновья, как на зло, умирали не достигая сознательного возраста. Это заставило Петра I в феврале 1722 года издать Указ о престолонаследии «не по естественному первенству в рождении, но по усмотрению добродетельного превосходства». То есть, иными словами - кому хочу, тому и завещаю корону царскую, хоть бы и конюху своему добродетельно превосходному.
Сам Петр, умирая, никому корону не завещал, зная, что все едино распри не убежать после его кончины, и живые поступят по-своему.
Екатерина, ставшая императрицею после Петра, вовремя позаботилась о том, чтобы соблюдалась ее воля - она оставила заранее продуманное завещание. В первом пункте Духовной Екатерины наследником престола назначался внук Петра I - Петр Алексеевич II. Далее в том же документе отмечалось «буде он бездетным умрет, на престол должна вступить Анна Иоанновна со своими десцендентами», за ней - царевна Елизавета Петровна, а уж потом - великая княжна Наталья Алексеевна, старшая сестра Петра II.
Когда Екатерина I в 1727 году навсегда покинула своих подданных,
последовав за великим мужем своим в мир иной, императором стал - строго по ее завещанию - внук Петр Алексеевич. Двенадцатилетнего мальчика короновали столпившиеся вокруг трона взрослые, у которых были свои у каждого цели, свои у каждого интересы - порою взаимоисключающиеся. Более двух лет Петр II считался царем, находясь в эпицентре нескончаемых клановых распрей и столкновений.
Облегчением для его незрелой души стала внезапная кончина. Опять же согласно завещанию Екатерины, после бездетного Петра II императрицею в 1730 году провозгласили Анну Ивановну, племянницу Петра I. Муж ее, Фридрих-Вильгельм курляндский герцог был бы несказанно рад этому обстоятельству, если бы не перепил еще на собственной свадьбе и не помер бы спустя шесть дней после этого.
Правда, будь он жив, кто знает, как бы отнеслись к восшествию Анны многочисленные иные соискатели, допустили бы?
Десятилетие ее правления, ее царствования - это не самая светлая страница отечественной истории, но речь сейчас не о том, речь о мистических нитях преемственности. Анна Ивановна долго и мучительно хворала - тот же преследовал ее «каменный» недуг, что и великого дядю. И душа ее также исстрадалась от раздумий о том, кто должен унаследовать колоссальную державу российскую.
Шуты при дворе Анны Иоанновны
Собственных детей у нее по понятным причинам не было, упускать же власть в чужие руки очень не хотелось.
Дочь родной сестры Екатерины - принцесса мекленбургская Анна Леопольдовна была выдана замуж за герцога брауншвейгского и вольфенбюттельского Антона-Ульриха.
И вот она-то 12 августа 1740 года несказанно порадовала венценосную тетку - родила мальчика нареченного Иоанном.
Возликовало сердце хворой императрицы: стало кого назначить преемником!
17 октября 1740 года в день кончины Анны Ивановны Россия присягнула двухмесячному Их Императорскому Величеству Иоанну VI Антоновичу!
Регентшею определено было быть матери младенца-царя вплоть до совершенных лет - Анне Леопольдовне мекленбургской.
И ею она пребывала целый год вплоть до Рождества 1741 года, когда тридцатилетняя дочь Петра I Елизавета провозгласила себя самодержицею Российскою, предъявив в качестве аргумента удаль русских офицеров и поддержку гвардейских полков, изменивших своему непосредственному шефу -герцогу брауншвейгскому.
Император Иоанн VI был низведен с престола.
Рубль серебряный с персоною младенца-императора казна отчеканить все же успела.
Ему уготована была судьба нумизматической редкости, так как блистательная Елисавет вступила во власть со своим рублем на целых два десятилетия.
Анну Леопольдовну можно увидеть на живописном портрете сохранившемся с тех пор в Петербурге. Писал ее в 1741 году известный придворный портретист Иван Вишняков. Это у него учился ремеслу Антропов, учеником которого в свою очередь станет Левицкий.
Портрет племянницы почившей в бозе императрицы Анны Иоанновны сделан умело, мастерски без всякой пышности и парадности: женщина с характерными чертами лица (а ее мало кто из льстецов найискуснейших осмеливался называть красавицею), в простом терракотово-красном платье с кружевами сидит одна в кресле, окруженная беспросветным мраком, двойная нитка крупного жемчуга охватывает белую шею над прозрачной косынкою, взгляд спокойно-отрешенный. Руки несколько неуклюже повисли в воздухе - левая поверх правой - от этого все изображение выглядит довольно странным, скованным. Винить художника в неумелости излишне. Вишняков написал замечательный портрет, благодаря ему мы можем видеть лицо и глаза одного из персонажей мрачной истории русского двора. Судьбе было угодно сберечь картину и донести до нас выразительный документ эпохи.
Дело в том, что современные исследования петербургских реставраторов использовавших рентгеновские лучи, позволили увидеть портрет в первоначальном виде, таким, как его писал Иван Вишняков. Под более поздними слоями краски обнаружился второй персонаж - мальчик-император на коленях матери. Левой рукой Анна Леопольдовна обнимала сына. Рентген проявляет запечатленное художником лицо ребенка, его живые глаза, радостные здоровые черты, веселую улыбку. Ясно, что портрет был написан по случаю провозглашения малолетнего Иоанна Антоновича Императором Всероссийским. После того, как троном завладела Елизавета, ее ревностно-бдительное окружение расстаралось убрать напоминание о свергнутом законном самодержце даже с дворцового портрета. И делать это вынужден был по всей видимости сам Вишняков: новым слоем краски, словно саваном, он покрыл - похоронил ребенка-царя, написав тем самым как бы вещий, пророческий портрет трех царствований.
В неброском портрете Анны Леопольдовны кисти Ивана Вишнякова сконцентрировался жестокий безжалостный образ чреды женских царствований в России XVIII столетия.
Восемнадцатый век был особенный в нашей истории: женщины орудовали мужчинами в достижении своих целей или мужчины ловко использовали женщин в хитросплетенных своих затеях, - эхо содеянного царевной Софьей слышала и пожинала диковинные плоды многострадальная держава.
Елизавета I взошла на престол и тут же высочайшим манифестом утвердилась - став российской императрицею с 25 ноября (6 декабря) 1741 года. Ее первой заботой было убедить подданных в том, что совершенный переворот - дело божеское, законное, во благо отчизны. Конечно же, убедила. Ненавистная бироновщина, власть чужеземцев всем на Руси осточертели, и то, что ключом, открывшим путь дочери Петра Великого Елизаветы Петровны к Венцу, был заговор, военный переворот, никого особенно не смущало. Чего не сказать, правда, о близких низведенного императора, семье, самом младенце-величестве.
Практика показывает - чем решительнее и жестче меры в таких случаях, тем надежнее укрепляется завоеванное. Опыт подобных переворотов учит истреблять без колебаний всех причастных к делу и чужих и, по возможности, своих.
Потомки Чингисхана, например, трудолюбиво вырезали кровных своих родственников десятками, а просто приближенных тысячами - чтобы только не оставлять случайно одного нежелательного свидетеля.
Мягкосердечию не место в вопросах борьбы за власть, - это слабость, а значит - прямой путь к поражению.
Гуманизм, сострадание, человеколюбие – категории из других, никакого отношения не имеющих к власти сфер взаимоотношений. Брауншвейгская царственная фамилия была перевезена во дворец Елизаветы под постоянный караул и надзор. Через несколько месяцев было принято решение отпустить Иоанна VI со всем семейством в их отечество. Во всяком случае об этом великодушном царском жесте было всенародно объявлено в высочайшем манифесте.
Но сомнения терзали Елизавету и всех способствовавших ее воцарению - они понимали, какая это мина, свергнутый и оставленный на свободе император. Вдогонку уже отправленным на запад родственникам полетели новые указания - секретные, адресованные офицерам конвоя. Для начала весь обоз остановить в Риге и ждать дальнейших повелений, не допуская никаких контактов охраняемых с посторонними лицами. Много месяцев герцог Антон-Ульрих, отец императора, принцесса Анна Леопольдовна, мать, маленькие сестрички Екатерина и Елизавета, сам государь и сопровождающие их лица ждали решения своей участи.
Только летом 1744 года пришел тайный указ везти «известных особ» в Соловецкий монастырь на вечное там житье. Елизавета склонилась-таки к логичному для самодержицы решению: поверженного императора заточить, изолировать, превратить в смутное воспоминание. В инструкции, выданной конвою, строжайше повелевалось: во время следования следить за всеми членами семьи, а капитану Пензенского полка Миллеру, начальнику стражи, особо предписывалось быть неотлучно при малолетнем императоре Иоанне, отделив его от родителей в особую повозку и иначе, чем Григорием его не называть.
«... В Соловецке отнюдь из комнат не выпускать и постоянно наблюдать, чтоб в двери не ушел или от резвости в окошко не выскочил!»
Архимандриту Соловецкому в особом приказе именем государыни повелевалось всю информацию относительно вельможных постояльцев «хранить в строжайшем секрете под опасением лишения священства, монашества и живота».
Обращает на себя внимание та часть предписания, что обязывала капитана Миллера называть мальчика - а Иоанну как раз исполнилось четыре года - не иначе, как Григорием. Дабы не токмо окружающие не знали настоящего имени свергнутого царя, но и сам он чтоб его не знал, чтобы не дай бог, не вспомнил когда-нибудь, не проговорился...
Ближе к зиме секретный транспорт с трудами превеликими добрался до Холмогор и разместился в архиерейском доме. Сложность пути не давала возможности двигаться дальше. Из Петербурга постоянно шли противоречивые указания - то ехать во что бы то ни стало, то ждать на месте. В назначенном ожидании просматривался и свой резон:
«...а ежели по воле божьей случится кому из известных персон смерть, особливо же принцессе Анне или принцу Иоанну, то, учиня над умершим телом анатомию и положа в спирт, тот час же смертное тело к нам прислать с нарочным офицером, а с прочими чинить по тому ж, токмо сюда не присылать, а доносить и ждать указу, и сие содержать в крепком секрете, чтоб о том другие не ведали...»
В марте 1745 года ссыльная принцесса мекленбургская в Холмогорах родила принца Петра Антоновича. Ровно через год, в марте Анна Леопольдовна снова разродилась мальчиком, нареченньм Алексеем. Послеродовая горячка убила принцессу. С ее «смертным телом» поступили согласно указа - заспиртованное оно было отправлено в Санкт-Петербург для высочайшего удовольствия лицезреть умаление брауншвейгской династии и для тайного захоронения. Младенцам-принцам дозволено было «от города взять баб-кормилиц».
Тут и судьба осиротевшего Иоанна VI Антоновича окончательно решилась - велено было под покровом строжайшей секретности привезти его и поместить в глухой каземат Шлиссельбургской крепости как безымянного узника. Специально поставленной неотлучной страже не следовало знать, кого они стерегут: ни разговаривать с ним, ни гулять, ни учить его грамоте, ни отвечать на вопросы не разрешалось. Ведать о том, кто содержится в особом крыле крепости кроме коменданта никому не полагалось. Приставу Чурмантееву, неотлучному от заключенного, была дана особая тайная инструкция: «буде сверх нашего чаяния, кто б отважился арестанта у вас отнять, в таком случае противостоять сколь можно, и арестанта живого в руки не давать!»
Маленький мальчик в глухом заточении без солнца, неба, свежего воздуха, без права видеть и знать своих родителей, близких, свое собственное имя, приговоренный пожизненно зреть одни и те же стены, слышать одни и те же звуки и из года в год задавать себе одни и те же вопросы без надежды на ответ - и это подлинная судьба всероссийского императора!..
Изысканнейшая династическая жестокость самовластья. Излишне адресоваться к Елизавете-женщине, матери, просто человеку, она – императрица. А то, что живая человеческая душа ввергнута в неописуемый ад принудительного одиночества почти с рождения, лишена всех присущих детству радостей и чаяний, отторгнутая от любви и веры - то всего лишь ничтожная жертва, вынужденная мера в обеспечении успешного правления в интересах, стало быть, державных. И нет иных доводов, нет выше критериев. Да и не перед кем помазанникам божьим держать ответ.
Есть ли такие молитвы, что в силах помочь спасти и защитить их и их жертв души?..
Елизавета I в машкерадах, малороссийских утехах, войнах и прочих государственных делах постоянно помнила о шлиссельбургском секретном узнике своем, он являлся ей в страшных снах и повергал в меланхолию. Регулярно царица справлялась у доверенного генерал-адьютанта: Жив?
О не прекращавшихся «заботах» об особом арестанте и его родственниках свидетельствует собрание дел по секретной коллегии, одна «опись которых, хранящихся у действительного статского советника Мирючникова за его печатью» занимает шесть десятков страниц. Письма, рапорты, указы, донесения, сметы расходов, инструкции относительно принца и принцессы Брауншвейг-мекленбургских и их семейства с 1741 по 1754 год собраны в особые запечатанные совершенно секретные папки.
Мальчик-император не умирал, жил и рос в крепости. Отец его, герцог Антон Ульрих разбитый, ослепший в ссылке, всеми забытый умрет не скоро переживет и всех своих детей и мучительницу царицу. Его лютеранская немецкая душа так и не сыщет пристанища в чуждой ему бескрайней России, обреченная на муку только за то, что выпало ему быть родителем неугодного заговорщикам императора.
Когда сама Елизавета Петровна изволила завершить свой многотрудный земной путь в году 1761-ом и была погребена со всей приличествующей сану пышностью, на недолгое царство венчан был ее племянник, сын младшей сестры Анны, Петр III Федорович.
Елизавета I сама женила его на принцессе Ангальт-цербтской Екатерине, и завещала ему вместе со всеми сокровищами империи мрачную тайну шлиссельбургского каземата.
С воцарением Петра III положение Иоанна не улучшилось, а скорее еще изменилось к худшему, хотя и были толки о намерении Петра освободить узника. Инструкция, данная графом А.И. Шуваловым главному приставу Иоанна князю Чурмантьеву, предписывала, между прочим: "Если арестант станет чинить какие непорядки или вам противности или же что станет говорить непристойное, то сажать тогда на цепь, доколе он усмирится, а буде и того не послушает, то бить по вашему усмотрению палкой и плетью". В указе Петра III Чурмантьеву от 1 января 1762 г. повелевалось: "Буде, сверх вашего чаяния, кто б отважился арестанта у вас отнять, в таком случае противиться сколь можно и арестанта живого в руки не давать".
Однако, и самого царя Петра III подстерегал злокозненный заговор, гвардейский переворот. Его скорая внезапная кончина превратила неведомую принцессу в великую императрицу Екатерину II.
А Иоанну Антоновичу, низложенному императору, тем временем в глухом крепостном заточении исполнилось двадцать два года.
Когда Екатерине сообщили о нем, холод страха сжал ее душу. Что такое удачно осуществленный заговор она прочувствовала слишком хорошо - сердце останавливалось от святотатственного ужаса и предвкушения гибели или счастья. Братья Орловы никогда не давали ей забыть пережитого ни с чем не сравнимого пьянящего восторга победы. И сама она знала, что жизнь тогда отдать за это ей было не жалко - шла как по узкому мосту над пропастью. Ибо знала - куда! Увидела Екатерина со всей отчетливостью откуда ей
может грозить смертельная опасность, если вдруг захотят вернуть Иоанну престол, принадлежавший ему по праву. Прочувствовала опасность заговора.
Не могла ведать в первые столь бурные дни своего воцарения Екатерина, что ждет ее правление очень долгое и счастливое, что целых тридцать лет и три года предстоит ей властвовать, родить сына, переписываться с Вольтером, подавлять бунты и умереть от апоплексического удара в одиночестве в собственном гардеробе...
Под звон шпаг и шпор вступив во власть захватчицею она очень боялась, что и ее может ждать участь, постигшая царя Петра III, супруга ее венценосного – что и ее кто-то из ближайшего же окружения сможет дерзнуть враз сместить, отторгнуть, объявить незаконною узурпаторшею. Словно щит против этой угрозы выставила Екатерина своих верных гвардейцев, обласканных так, что всем им уже было что терять и за что бороться с врагами явными и мнимыми, всячески укрепляя завоеванное.
Графу Панину поручена была специальная миссия по надзору за шлиссельбургским арестантом.
Именно он предложил и весьма неожиданное решение проблемы - а не выйти ли овдовевшей Екатерине замуж за принца Иоанна VІ Антоновича? -полностью узаконив тем самым владение престолом с одной стороны, и явив ангельское милосердие, сострадание в противовес тиранству предыдущих властителей - с другой. Это предложение всерьез обсуждалось в самом тесном кругу заинтересованных лиц. Но вариант принят не был, хоть и давались гвардейские гарантии, что императрица вновь овдовеет и весьма скоро. Стали искать другой путь.
Главный инструмент в борьбе за власть и за сохранение власти с противником пусть и невидимым, предполагаемым, но вполне возможным - это хорошо построенный заговор.
Когда Панин познакомился со старыми секретными инструкциями по содержанию особого узника крепости, он увидел, как их надлежит расширить и уточнить:"... ежели паче чаяния случится, чтоб кто пришел с командою или один, хотя б то были комендант или иной какой офицер, без имянного за собственноручным Ея Императорского Величества подписанием повеления или без письменного от меня приказа, и захотел арестанта у вас взять, то онаго никому не отдавать и почитать все то за подлог или неприятельскую руку. Буде же так оная сильна будет рука, что спастись не можно, то арестанта умертвить, а живого никому его в руки не отдавать!»
Это была не просто секретная инструкция особой страже, - под рукою Панина сформировался и прочертился четкий сценарий, который и начал вскоре реализовываться в точности буквально по пунктам.
Летом 1764 года, а именно 20 июня Екатерина II покинула столицу, отправилась в Лифляндию. (Опыт учит, что надежнее всего осуществлять контрзаговор, когда заинтересованная в нем особа пребывает где-нибудь в отсутствии и как бы совершенно даже ни при чем - чтобы и тень подозрения ее не коснулась, на нее не легла.) В Петербурге был запущен сложный и опасный механизм. Ровно через две недели он принес долгожданный результат.
В ночь с 4 на 5-е июля на Шлиссельбург опустился густой туман. Некий офицер с вооруженною командою без письменного приказа и без имянного за собственноручным подписанием царицы повеления потребовал у коменданта крепости выдачи заключенного Иоанна Антоновича. Комендант отказал, почитая за подлог и неприятельскую руку. Стража умертвила арестанта, живым никому в руки не отдала. Требовавшие выдачи заговорщики тут же сложили оружие, были арестованы и заключены в ту же самую крепость. Уже через час курьер с письмом Алексея Орлова помчался в Митаву к императрице Екатерине, неся весть о предерзостном покушении на государственный переворот, слава богу, стараниями спецслужб предотвращенном, и о том, что императора Иоанна Антоновича, к величайшему сожалению не стало.
Немедленно началось следствие и без проволочек подробное донесение об итогах оного следствия легло на стол вернувшейся в столицу Екатерине. Императрица собственноручно подписала манифест.
МАНИФЕСТ
Императрицы Екатерины II об умерщвлении принца Иоанна Антоновича.
Божией милостью Мы, Екатерина П Императрица и Самодержица Всероссийская
и прочая, и прочая, и прочая
Объявляем во всенародное известие.
Когда всего Нашего верноподданного народа единодушным желанием Бог благоволил Нам вступить на престол Всероссийский, и Мы, ведая в живых еще находящегося тогда Принца Иоанна, рожденного от принца Антона Брауншвейг-Вольфенбюттельского и от принцессы Анны Мекленбургской-Шверинской, который был на некоторое время (как всему свету известно) незаконно во младенчестве определен ко Всероссийскому Престолу Императором, и в том же еще сущем младенчестве советом Божиим низложен на веки, а Скипетр законнонаследный получила Петра Великого дочь, Наша Вселюбезнейшая Тетка, в Бозе почившая Императрица Елизавета Петровна; то первое нам было по принесении хвалы Богу всемогущему желание и мысль по природному Нашему человеколюбию, чтоб сему судьбою Божиею низложенному человеку сделать жребий облегченный в стесненной его от младенчества жизни. Мы тогда же положили сего принца видеть, дабы узнав его душевные свойствы и жизнь его по природным его качествам и по воспитанию, которое он до того времени имел, определить спокойную. Но с чувствительностью Нашею увидели в нем кроме весьма ему тягостного и другим почти невразумительного косноязычества лишение разума и смысла человеческого. Все бывшие тогда с нами видели, сколько Наше сердце сострадало жалостию человечеству. Все напоследок и то увидели, что Нам не оставалося сему нещастно-рожденному, а нещастнейше еще возросшему иной учинить помощи, как оставить его в том же жилище, в котором Мы его нашли затворенного, и дать всяческое человеческое возможное удовольствие; что и делом самим немедленно учинить повелели, хотя при том чувствы его лучшего в том состоянии противу прежняго уж и не требовали,
- ибо он не знал ни людей, ни розсудка не имел доброе отличить от худаго, так как и не мог при том чтением книг жизнь свою пробавлять, а за едино блаженство себе почитал довольствоватися мыслями теми, в которые лишение смысла человеческого его приводило.
(Тут уместно сразу же остановиться на некоторых замечаниях, чтобы потом к ним не возвращаться. Текст манифеста составлялся опытною, весьма искушенною рукою. Есть основания полагать, что это была рука все того же графа и Кавалера, Сенатора Петра Ивановича Панина. С каким изяществом ни слова не сказано о том, что это было за жилище, в котором нашли они принца Иоанна, ни о том, сколько лет затворен был низложенный император, ни о том почему не мог он чтением книг жизнь свою пробавлять и отличать худое от доброго. И почему это императрица Елизавета вдруг стала теткою да еще вселюбезнейшею, а не матерью убиенного мужа? Но зато найдена весьма исчерпывающая формулировка для определения государственного переворота, учиненного в свое время Елизаветой - советом Божиим был низложен Иоанн. Тем же советом и Петр III, надо понимать, с престола свергнут. А природное человеколюбие и чувствительность царицы, жалость и сострадание ее подсказали дать немедленно всяческие возможные удовольствия несчастному Иоанну, при этом ничего не меняя в его судьбе, так как он к ней, мол, привык. Навещала Екатерина шлиссельбургского арестанта действительно один раз именно тогда, когда всерьез рассматривался вопрос о возможном ее с принцем браке. Что касается невразумительного косноязычия Иоанна и лишения разума и смысла человеческого, то обнародованы были и другие данные по сему поводу. Некоторые свидетели утверждали, что, несмотря на строжайший запрет, принц выучился читать и знал Библию, был чрезвычайно красив собою, меланхоличен, но вполне сознавал, кто он такой, где находится и почему. Впрочем, перед нами совершенно официальный документ, манифест, объявляющий во всенародное известие доподлинную, как водится, правду.)
«Но дабы кто злоухищренный для своих каких-либо видов не покусился иногда его обеспокоить или каким предприятием в обществе мятеж произвести, повелели Мы поставить при нем караул надежный и определить к нему верных и честных гарнизонных двух офицеров, а имянно: капитана Власьева и порутчика Чекина, которым и самим по долговременной военной службе и изнуренном здоровье, а при том и неимуществу, надобно было дать вместо награждения покой и пропитание до конца их жизни. Сим двум Офицерам Мы повелели его также призирать и соблюдать. Но не могли однако же избегнуть зла и коварства в роде человеческом чудовища, каковый ныне в Шлиссельбурге с отчаянием живота своего в ужасном своем действии явился. Некто Подпоручик Смоленского пехотного полку Малороссиянец Василей Мирович, перьвого изменника с Мазепою Мировича внук, по крови своей, как видно Отечеству вероломный, провождая свою жизнь в мотовстве и распутстве, и тем лишась всех способов к достижению чести и счастья, напоследок отступил от Закона Божьего и присяги своей Нам принесенной, и не зная, как только по слуху единому о имени Принца Иоанна, а тем меньше о душевных его качествах и телесном сложении, зделал себе предмет, через какое бы то ни было в народе кровопролитное смятение, щастие для себя возвысить.»
(Очень витиевата и маловразумительна последняя фраза, но тут важно подчеркнутое чудовищное нагромождение пороков подпоручика Мировича, он и мот, и распутник, и клятвопреступник, и что самое главное - Отечеству по крови вероломный . Интересно, как же этот молодой офицер умел до сего времени все свои страшные пороки маскировать, что служил в специальной роте крепостного гарнизона под личным присмотром графа Панина? Выделенное в Манифесте происхождение Мировича - Малороссиянец - и внук изменника - требует пояснения, как обстоятельство весьма существенное. Еще в начале XVII века удалой сотник Мирович вместе с гетманом Остряницею был казнен польским королем в Варшаве. Под конец столетия Иван Мирович
Полковник Переясловский участвовал в Северной войне, в 1706 году раненный попал в плен, был отвезен шведами в Стокгольм, где и умер.
У него было шесть сыновей и три дочери. Старший сын Федор Иванович пошел с гетманом Мазепою к королю Карлу XII, уцелел под Полтавой и на родину больше не вернулся. Его малолетние сыновья, рожденные в браке с Татьяною Леонтьевною Полуботок - Петр и Яков были взяты в Москву на обучение и воспитание.
Со временем Петр был секретарем у принцессы Елизаветы, а Яков - у Антония Потоцкого, подстолия Великого Княжества Литовского.
В 1723 году оба они привлекались к следствию по делу их дяди наказного гетмана Павла Полуботка, были сосланы. Когда Елизавета Петровна стала царицею, она не оставила своих старых знакомцев без покровительства - братья Мировичи получили должности были воеводами в Сибирских городах.
Здесь же в Сибири у Якова Мировича родился в 1740 году сын, нареченный Василием. (В тот же год, как мы помним, родился и Иоанн Антонович!)
Семья во главе с вдовой полковника Переяславского с невестками, малолетними детьми и внуками была сослана на вечное житие в Тобольск, где все и нашли последнее пристанище. Через сорок лет страданий, похоронив детей и внуков, на родину вернулась с единственным младшим сыном Дмитрием лишь Пелагея Захаровна Голуб, в замужестве Мирович. По специальному разрешению Елизаветы I некоторым детям ссыльных, рожденным в Сибири, давалась возможность учиться и поступать на военную службу. Среди них был и Василий Яковлевич Мирович, подпоручик Смоленского пехотного полка, недавно переведенный в охранную роту Шлиссельбурга. Он знал о воинских подвигах своего прадеда, славного Полковника, сподвижника Петра I, знал об огромных конфискованных маетностях семьи, проклятой за измену деда, как знал и то, что судьба будет милостива к нему и он непременно добьется в жизни многого, - все знали, что гордости и честолюбия молодому офицеру было не занимать. Он отлично видел, как вздымала фортуна своих избранников из простых офицеров гвардии к сияющим вершинам верховной власти. И он был уверен, что если выпадет такой шанс, уж он-то его не упустит!..
Для осуществления дерзкой акции по вызволению из крепости Иоанна Антоновича лучшей кандидатуры, чем подпоручик Мирович и сыскать было трудно...)
«Для исполнения сего безбожного и Отечеству мятежного, а себе отчаянного намерения, впросился он в караул недельной не по очереди в крепость Шлиссельбургскую во время Нашего отсутствия в Остзейской провинции, и с 4-го на 5-е число прошлого месяца в два часа полуночи, разбудя вдруг стоящую на гоупт-вахте в крепости команду, поставил во фрунт и велел заряжать ружья; который шум услыша Комендант Бередников вышел из своей квартиры и стал у самого Мировича осведомляться, но вместо всякого ответа сей бунтовщик ударил его в голову прикладом, и ранив арестовал, а потом с великим стремлением караул стоящий не во многом числе у сего содержащегося в уединении, оружейною стрельбою атаковал. Но пребывающими при принце Иоанне бессменно помянутыми двумя Офицерами так сильно был встречен, что сей отчаянный бунтовщик Мирович принужден был ретироваться, хотя Божиим сохранением за великим на тот час туманом и положением места, ни убитого, ни раненного от обеих сторон не нашлося. Не смогла однако же сего злодея перьвая сия неудача удержать от продолжения его изменнического Отечеству предприятия, но крайнее уже отчаяние действуя в нем, побудило его вскоре пушку с потребным снарядом взять с бастиона, что он властию своею того ж момента и учинил. Вышепомятые Капитан Власьев и порутчик Чекин, увидя перед собою совсем силу непреодоленную и неизбежно-предтекущее погубление (ежели бы сей вверенный был освобожден) многаго невинного народа от последующего через то в обществе мятежа, приняли между собою крайнейшую резолюцию, -пресечь оное пресечением жизни одного к нещастию рожденного. И так, в рассуждении том, что ежели бы они столь великим азартом отъемлимаго у них арестанта из рук своих упустили, то бы сами подвержены быть могли строгости законов, умертвили его не устрашась, что тем же самым живот свой подвергали мучительной смерти от отчаянного столь злодея.»
(Великолепен плавный переход от чувствительного сострадания «затворенному, вверенному, содержащемуся в уединении» к арестанту , за упущение которого из своих рук стражники рисковали подвергнуться всей строгости законов.
Ну а то, что офицеры сами приняли резолюцию умертвить поднадзорного императора - это понятно, ведь данная им инструкция на то и была секретной. Кстати об умерщвлении. Двадцать четыре года провел в заточении Иоанн VI Антонович, из них последние восемнадцать - в крепости. Сколько раз он мог за эти годы заболеть, если уж не зачахнуть от тоски и одиночества, сколько раз он мог съесть что-либо специально приготовленное и тихо почить в тихом своем узилище. Нет, уготовано ему было в ночь на 5-ое июля увидеть перед собою старого капитана Власьева с вытаращенными глазами и саблей в дрожащей руке. Долго и неумело рубил капитан Власьев императора Иоанна - больше десятка ран оставил на его белом, не знавшем солнечного света теле: голова, лицо, шея и руки, которыми принц защищался, были изрублены в клочья. Упавший арестант истекал кровью, кричал, взывал о пощаде, но старый вояка в поте лица своего исполнял данную ему инструкцию - умерщвлял своего подопечного саблею, пока изуродованное тело не застыло в луже крови. Господи, как постичь то, что выпало на долю безвинному принцу? Как, какими молитвами испросить у него прощение?..)
«А злодей напротив того, сим ударом столь сильно сам поражен стал, что, увидев мертвое пред собою тело и себя причиною его смерти, в тот момент познал свою дерзость и злодейство, а потом раскаяние тут же на месте учинил перед теми солдатами, которых он сам одним прежде часом лестно приводил на свое злодейство.
Таким образом Офицеры помянутые, решительно пресекшие в самом действии бунт уже начавшийся, купно с арестованным комендантом своим, сами взяли бунтовщиков в заключение, а солдат обратили в должности, и о сем хотя нещасном, но Божиим промыслом вящее зло предварившем приключении тот же час отправили репорт к Нашему Тайному Действительному Советнику и Сенатору Панину, у которого они в ведении состояли. Помянутый Сенатор Панин, дав от себя на перьвый случай с нарочно посланным армии Нашей Подполковником Кашкиным такие наставленья, которые могли обнадежить возстановленную на месте тишину и спокойствие, к Нам отправил с куриером обстоятельное обо всем доношение.
По содержанию которого Мы повелели здешней дивизии Генерал- поручику Веймарну там же на месте произвести следствие, которое он, окончив вопросами, ответами, свидетельствами, уликами и напоследок признанием самого злодея, Нам ныне подал.Мы, усмотря великость злодейства, сколь много оное интересует целое Наше Отечество во внутреннем его спокойствии, посылаем сие дело на суд Нашему Сенату, повелевая ему купно с Синодом, призвав первых трех классов персон с Президентами всех Коллегий, выслушать оное от Генерал-поручика Веймарна, яко производителя всего следствия, и заключить в силу государственных законов сентенцию, которую подписав обще всем, взнести к Нам на конфирмацию.
Августа 17 дня 1764 года.
Подлинной подписан собственною Ея
Императорского Величества рукою тако – Е К А Т Е Р И Н А.»
Суд Сената с собранием высших чиновников империи состоялся вскоре, был заслушан отчет Веймарна, были поименованы и охарактеризованы все без исключения участники событий туманной июльской ночи - около полусотни солдат и офицеров гарнизона крепости, кто нападал, кто защищался, - каждому надлежало отмерить заслуженное наказание. Картина всем была предельно ясна еще с момента появления Манифеста - сын и внук бунтовщиков Мирович злодейски намеревался освободить арестанта, покушаясь тем самым на Императрицу и Наследника, за что повинен был лишения жизни. Всех подчиненных поручика Мировича приговорили прогнать сквозь тысячный строй - то есть, забить палками, офицеров и унтер-офицеров при этом разжаловать в солдаты и, если выживут, отослать пожизненно в удаленные полки.
С самим Василием Мировичем допущены были беседовать гетман Разумовский, князь Голицын, Бутурлин. Они пытались «приводить подследственного в чувство раскаяния и доведаться не утаено ли кого или чего.» Гетмана, который, видимо, стал спрашивать не совсем то, что было нужно, быстро спровадили. Держался Василий Яковлевич Мирович спокойно и твердо, признавался во всем и как только доходил в своих ответах до увиденной им в каземате лужи крови и захлебнувшегося в ней императора, смолкал, каменел. На ребром поставленный Петром Ивановичем Паниным вопрос: Для чего ты принял такой злодейский умысел? - Мирович, спокойно глядя в глаза Сенатору и Тайному Советнику, ответил: «Для того, чтобы быть тем, чем ты стал». Допросы немедленно прекратились.
Братья Орловы попытались притянуть к расследованию и княгиню Дашкову, которую они люто ненавидели, обвинив ее в том, что это якобы она писала Мировичу прокламации и воззвания от имени Иоанна. Но Екатерина Дашкова приходилась племянницею Панину. И Орловых быстро утихомирила сама Екатерина II.
Скоро и приговор был изготовлен и подписан.
«Василий Мирович 1) хотел и старался низвести с престола императрицу, лишить прав наследника ея, возвести Иоанна, причем хотел уничтожить всех противящихся его намерениям. 2) Поводами к сему было то, что не имел свободного доступа во дворец, не получил отписных его предка имений, наконец, хотел себе составить счастье. 3) Обще с поручиком Великолуцкого пехотного полка Аполоном Ушаковьм давал в церквах разные обеты, призывая Бога и Богородицу себе на помощь. 4) Сочинил и написал от имени Императрицы указ. Своей же рукой писал и другие возмутительные сочинения, наполнив их неизречимыми непристойностями против императрицы. 5) Разными хитростями вовлек и опутал других несмысленных и простых людей в свои сети, иных лестью, других обманом иных насильством, стращая смертию, и с сими людьми сделал нападение. Из ружей стрелял. Пушку наводил. Коменданта Бередникова, уязвя, арестовал.
6) Был причиною приневольной смерти принца Иоанна, в чем сам признался.
По сему приговариваем отсечь Мировичу голову, оставить тело на позорище народу до вечера, а потом сжечь оное купно с эшафотом.»
Казнь назначена была на 15 сентября 1764 года на площади Обжорского (Сытного) рынка, где в свое время колесовали стрельцов и выставляли на показ их гниющие головы.
Мирович твердо и спокойно вышел на свежеструганные доски помоста, он знал больше, нежели окружившая эшафот толпа, он был уверен, что огласят помилование. Прощения приговоренному ждали. Это была первая за почти четверть века публичная смертная казнь.
Трагический парадокс состоит в том, что смертная казнь отменена была на Руси указом императрицы Елизаветы именно после того, как она, поправ закон и божье помазанье, пошла на силовое свержение законного царя Иоанна Антоновича с престола,- пусть и с благими - для защиты отечества от ненавистной «немчуры», бироновщины - целями. Страх высшего суда в душе православной императрицы требовал покаянной компенсации и Елизавета как бы в моление о прощении, сохранила жизнь низложенному младенцу-императору и более того, - дала обет никого в державе смертию ни за какие сколь бы они тяжкими ни были преступления не казнить, жизни не лишать. И до самой кончины своему обету следовала строго: ни одна жизнь в империи по приговору отнята не была. Дотоле широко применявшаяся смертная казнь, как устрашительное для иных подданных наказание провинившихся, вышла из юридического употребеления на двадцать с лишком лет.
Замкнулась роковая цепь с восшествием на трон Екатерины - когда первым приговоренным оказался именно тот, кто призван был сыграть финальную сцену в судьбе императора Иоанна Антоновича, - Василий Мирович, ровесник, кстати сказать, и умерщвленного царя и отмены смертной казни. Мирович был статистом, им манипулировали, роль его трагична. Но так или иначе провидению было угодно расположить фигуры именно так, что с именем Иоанна Антоновича в истории державы связаны и отмена смертной казни и ее возобновление: печать заговора...
Гавриил Державин был среди присутствовавших на площади и описал позднее, как ахнула в ужасе толпа, когда вместо великодушного помилования палач отрубил молодому офицеру голову и поднял ее на вытянутой руке.
Зашатался и едва не рухнул запруженный людьми помост, обвалились перила, в мертвой тишине послышались истерические крики. Самое же ужасное произошло вечером, когда обезглавленное тело поручика вместе с окровавленным эшафотом предали огню. Трудно для православного, пусть даже и преступившего закон, придумать кару более жестокую, чем не предание его тела по христианскому обычаю погребению после смерти и не отпевание его исстрадавшейся души. Казнь Василия Мировича вошла в историю не только тем, что была первой после отмены смертных приговоров на Руси Елизаветою, но и своей чудовищной, необъяснимой жестокосердностью.
Народ долго страшился, стороной обходил жуткое кроваво-черное пятно кострища на площади. Пока не велено было сменить булыжники мостовой. А чтобы развеять произведенное экзекуцией впечатление, Екатерина повелела устроить в столице великолепные карусели, игры, турниры, многолюдные веселые состязания, героями которых непременно выходили Орловы, а главным судьею был престарелый фельдмаршал Миних.
Империя весело плыла дальше, в очередной раз преодолев кровавый переворот.
И следующий был не за горами...
Но вопросы тем не менее остались.
Почему с подпоручиком Мировичем обошлись столь чудовищно жестоко? - когда цель была уже достигнута, Иоанна не стало, казалось бы самое удобное время явить народу царскую милость, тем более, что и «злодей» искренне покаялся. Нет, обезглавленный труп его спалили дотла, чтоб и прах развеялся, чтоб и памяти не осталось.
Почему всех прогнанных сквозь строй солдат крепостного гарнизона после экзекуции сослали навечно на край света, в Камчатку, откуда не возвращаются? Почему даже награжденные за верную службу и исполнение инструкции комендант Бередников, капитан Власьев и поручик Чекин исчезли бесследно? Почему, наконец, никто не поинтересовался во время следствия, откуда именно узнал Мирович о том, кто именно содержится в каземате крепости в строжайшем секрете? Ведь знать о том полагалось кроме лиц приближенных к императрице, одному коменданту?..
Кому был нужен и выгоден этот безрассудный, изначально обреченный «заговор-мятеж» Василия Мировича? Кого ревностное исполнение инструкции избавляло от неотвратимо нависавшего укора свергнутого законного императора?.. Если бы потомки брауншвейгской фамилии были более жизнестойкими и выжили бы братья Иоанна, рожденные в ссылке, неизвестно, понадобился бы тогда Мирович...
Семена заговора проросли бы иными цветами...
Слухи о причастности к заговору Орловых и самой императрицы Екатерины поползли уже во время следствия. Чужими руками покончив с законным претендентом на трон, всех причастных уничтожив - невелика жертва пешек в большой игре - можно было царствовать спокойно, воплощая саму Справедливость и Просвещение.
Никаких следов заговора не оставлено, а что касается слухов, то они были и есть всегда - мало ли чего люди болтают, возводя напраслины на обожаемую Самодержицу. Искореним и это с божьей помощью... Официальное расследование не выявило никаких связей «предерзостного мятежа» с тем, что предшествовали ему довольно частые визиты подпоручика Мировича в Гатчину в дом графа Панина, что Сенатор лично занимался делами своего подопечного из крепостной роты, хлопотавшего в Сенате о возвращении конфискованных семейных владений, и был им весьма обнадежен, что и переведен был офицер в Смоленский полк как раз незадолго до отчаянного выступления своего. Конечно же, выявить и привлечь столь подходящую для реализации задуманного уничтожения Иоанна кандидатуру, как Мирович - сын и внук бунтовщиков! (кто в виновности такого « по крови Отечеству вероломный» усомнится? кто его пожалеет? Кто рискнет оправдать?) - весьма расчетливо и дальновидно сыграть на обостренных чувствах офицера и дворянина, на возможности искупления и прощения грехов предков, вплести в хитроумный план многоходовой комбинации и, наконец, воплотить в яви - все это мог реализовать лишь незаурядный организатор и режиссер. Кто именно им был доподлинно не ведомо. Можно лишь строить предположения. Заговор - хирургический инструмент политики. А цель - как водится - благо подданных, счастье народа, для которого никого и ничего не жалко, - резать приходится всегда по живому...
Императора Всероссийского Иоанна VI Антоновича - самой трагической из всех коронованных особ державы - словно бы и не было вовсе в истории России. А золотой век Екатерины II Великой увековечен во всем своем пышном великолепии и блеске. Это закономерно, потому что семена заговора прорастают и плодоносят.
Но кто сеятель и кто жнец?..
"ЗАГОВОР"
| |
