Время

Шестнадцатый век. Время яростного, неукротимого подъема человеческого духа, мощного выплеска энергии самоутверждения личности, дерзких открытий во всех сферах знаний, время крушения незыблемых казалось устоев средневековых догматов церкви.
Время взлета.
Возрождение – смысловой стержень, доминанта эпохи.
Точная, емкая характеристика времени.
Костры инквизиции, работорговля, дикость, косность, алчность, смрад повальных эпидемий – это обыденная среда для прорастания гениальных провидческих открытий законов мироздания и новых континентов, для выдающихся созданий в искусстве, музыке, архитектуре.

Люди.

Век титанов.
Могущество империй в шестнадцатом веке укрепляется самовластьем монархов: Генриха VIII на британском престоле сменяет Елизавета I Английская и править ей в интригах и славе предстоит полвека.
Порта возводит мечети во славу аллаха и Селим-хана, постоянно и повсеместно ятаганом доказывая свою исключительную воинственность и победоносную силу. Франциск I именным указом вводит в государственное обращение французский язык вместо общеуравнительной папской латыни,- создание национальных монархий открывает новый уровень общественного устройства. Человек осознает свое место и значение во взаимоотношениях с богом и государством.
Испания расширяет свое морское владычество на новооткрытые континенты, прокладывая путь глобальной политике.
В Москве на царство венчается юный царь Иван, который наречется Грозным и будет это имя заслуженным.

В одни и те же годы на европейской земле живут и работают Коперник и Маккиавелли, Томас Мор и Леонардо да Винчи, Питер Брейгль и Нострдамус, Тициан и Монтень, Эразм Роттердамский и Рафаэль Санти, Мюнцер и Микельанджело, Лукас Кранах и Кальвин, Лютер и Колумб, Максим Грек и Франциск Скорина...

Трудами выдающихся просветителей Библия переводится на «низкие» немецкий и английский языки – становится доступной широким народным массам. Страстные призывы Мартина Лютера к очищению и реформе церковного обряда находят отклик и поддержку.

Свободомыслия уже не укротить, не остановить ни террором инквизиции отстаивающей право церкви на монопольное владение истиной, ни силой королевской власти.

Холера, оспа, чума, прочие моровые поветрия, как встарь, пожирают сотни тысяч людей, выкашивая целые города, опустошая страны. Но все настойчивее магистры-эскулапы в своих лабораториях, попирая запреты церкви, проникают в строение человеческого организма и учатся противостоять непобедимым недугам. Бренное тело, как и бессмертная душа, под пристальным рассмотрением ученых исследователей первооткрывателей: нет запретных тем для пытливого ума,- хочется отыскать магический кристалл управления всеми природными процессами, хочется научиться из любого минерала выплавлять золото, хочется летать и плавать под водой, хочется знать почему светит солнце и почему идет дождь, почему человек может быть милосердным и жертвенным и сжигать на кострах невинных младенцев, хочется постичь, что есть вера и возможен ли гармоничный мир на основе равенства всех сущих перед богом, нравственности и естественных законов...

Эпоха противоборств и противоречий – возрождение.

Бернардино Телезио пишет и издает фундаментальное исследование «О природе вещей в соответствии с ее собственными началами», подхватывая, возрождая тему античного труда «о природе вещей».
Пьер Луиджи Джованни из Палестрины, прозванный Джованни Палестрина, и названный Рафаэлем в музыке за безупречность и совершенство многоголосых хоровых сочинений, поет в Сикстинской капелле в Ватикане и в конце жизни получает самую почетную должность руководителя капеллы собора святого Петра в Риме.
Другой певец, дирижер, композитор, величайший мастер полифонии, получивший титул князя музыки, награжденный папой римским титулом «рыцаря золотой шпоры» за богатство и смелость творческого воображения – Орландо Лассо.
Тициано Вечелино, самый знаменитый и уважаемый мастер века, официальный живописец Венецианской республики, пишет портреты монархов почти всей современной ему Европы и живет почти сто лет. Школа Тициана, его более молодые продолжатели, цвет позднего Возрождения – Якопо Робусти, прозванный Тинторетто и Паоло Калиари Веронезе.
Томас Мор мыслитель-гуманист и политический деятель, - председатель палаты общин и даже Лорд-канцлер Английского королевства, активно защищает католицизм от лютеранства, отказывается признать своего монарха короля Генриха VIII в качестве главы английской церкви в его борьбе за отделение от Римской курии и папского правления, за что заключен в Тауэр и казнен. Но написанный Мором от имени путешественника Рафаила Гитлодея рассказ об идеальном общественном устройстве переживет автора и многие поколения философов, станет нарицательным: «Золотая книга столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и новом острове Утопии».
Анджей Фрич Моджевский в 1551 году пишет на латинском языке знаменитый труд «Об исправлении государства».
Мэр города Бордо Мишель Монтень покушается на связь нравственности с религией, воспевая индивидуализм и подчинение законам природы, пишет и издает собственные «Опыты».
Николай Коперник, обучавшийся в Кракове, Болонье, Падуе и в Феррарском университете дает современникам ни много ни мало «Очерк нового механизма мира» и капитальный труд «Об обращении небесных сфер».
Диалоги Бруно Джордано «О бесконечности, вселенной и мирах» приводят его к концу века на Кампо ди Фьоре - площадь Цветов в Риме, где он сожжен во славу истины.
Иван Пересветов пишет в своем философском труде: «Когда правды нет, тогда и ничего нет...»


События

Наши земли не были в совершенной изоляции от бурных гуманистических преобразований века. Новые веяния, новые взгляды, книги, люди проникали и к нам. Достаточно вспомнить приглашенных для проектирования и строительства Кремля архитекторов, строителей, художников, - все они были естественными детьми европейского Возрождения.

И прибывали для работы и жизни в страну своеобычных культурных традиций, особенного исторического устройства, положения и состояния. Истерзанная внутренними противоречиями Киевская Русь, как и все феодальные государства Европы, была обречена на распад. К середине ХIII века она под натиском орды монголо-татар пала. Политический и культурный центр славянства из Киева постепенно переместился на Северо-Восток, дав начало новому государственному образованию Владимиро-Суздальской и Московской Руси, Великому Княжеству Московскому.

Вытоптанными монгольской конницей землями русского Поднепровья в ХIV веке овладевает княжество Литовское, и становится Великим. Еще в сороковых годах столетия литовский князь Любарт, младший из сынов Гедемина, в союзе с Кейстусом захватывает Волынскую, Холмскую и Белзскую земли, овладевает всем Луцким княжеством вместе с Пересопницею. Чтобы иметь поддержку Великого Московского князя Семена Гордого Любарт женится в 1350 году на его племяннице и принимает для этого православие, имя ему в крещении дано было Дмитрий.

Более трехсот лет, а точнее – триста тридцать три года - все правобережье Днепра будет находиться под литовским, литовско-польским панством, что рельефно отпечатается на быте, хозяйственном укладе, традициях, верованиях, речи, характере, языке ассимилированного населения края.

К середине ХV столетия останавливаются часы Византийской империи: Константинополь навсегда захвачен турками и переименован в Стамбул. Величайшая святыня православного мира грандиозный храм святой Софии не разрушен но превращен в мечеть: арабская вязь цитат из корана оплела, перечеркнула иконы святых мучеников за веру.

Крымское ханство после смерти Хаджи-Гирея дальновидными шагами его сына Менгли-Гирея упрочило положение в политическом раскладе, официально признав власть Турции и себя вассалом Великой Порты,- с 1488 года Крым основательно вмешивается во все происходящие на пространстве от моря Черного до Балтики международные процессы, простягая свои притязания на земли Литвы, Польши, Руси.

Магометанская Золотая Порта, католический Запад, православная Русь – так треугольником разлягутся полюса политических противостояний на века. И в эпицентре всех столкновений, нескончаемых конфликтов, распрей и войн всегда будет оставаться исконная земля наших предков.

Место

Извечная колыбель наших представлений о мире, прародина наших чувствований, верований, надежд – славянская земля Поднепровья. Преизобильная простором, лесами и реками, богатая птицей, дичью, рыбою, плодородная как никакая иная. Здесь те начала, что жизнью поят наши корни.

Как чистый источник веками питает ручей, наполняет неиссякаемым течением полноводные реки – так наша духовная память неразрывно связывает нас с прародителями, с нашей живой историей.

Даже не зная лиц наших далеких предков, мы свято помним дела их, ибо велики они и величественны. Они – ориентир, они – мерило, они – напутствие.

На высоком месте у слияния речек Стублы и Горыни на Волыни стоял в шестнадцатом столетии скромный православный Пречистенский монастырь, именуемый еще Пересопницким.

Это имя дано было обители по названию стародавнего княжеского града располагавшегося некогда именно здесь. Русские летописи много раз упоминают город Пересопницу.

«Переспа» – земляной оборонительный вал, отсюда, полагают историки, и название города. Княжеские поселения того периода строились всюду примерно одинаково, строго придерживаясь принципа ландшафтного доминирования: замок на высокой горе окруженный оборонительными сооружениями, рвами, валами, стенами и посад между городом и берегом реки. Острог, Чернигов, Новгород-Северский, тот же Киев дают возможность проследить сохранившиеся градостроительные нормы, когда естественный крутой обрыв дополняется крепостной стеною, делая город неприступным.

Пересопница строилась в землях Киевского княжества (теперь это Ровенская область) для удельного господаря в период дробления княжеских владений – сыновья в семьях Ольговичей и Мономашичей подрастали, требовали собственных наделов. Дети Великого Киевского князя Владимира Мономаха посажены были так: Ярополк – в Переяславе, Вячеслав – в Турове, Андрей – во Владимире, Георгий – в Суздале. Когда Мстислав Владимирович, унаследовавший от отца киевский стол, властвовавший всего пять лет, по возвращении из Литвы скончался 56 лет отроду, Великим князем сделался Игорь Ольгович. Но киевляне, храня верность Мономахам, пригласили сына Мстислава Изяслава. Его родной дядя Вячеслав Владимирович, миролюбивый и мягкий, исходя из традиций своего времени, посчитал себя – по старшинству в роде – единоправным государем Руси. Стал даже сыну своему Андрею своевольно отдавать Владимир город, а сам занимать киевское городы. Племянники не согласились с ним. Изяслав послал своего брата, князя Смоленского Ростислава, чтобы тот изгнал Вячеслава и «велел ему княжить только в Пересопнице или Дорогобуже Волынском». Год стоял на дворе от Рождества Христова 1146 (как раз время основания Юрием Долгоруким Москвы) и распрям княжеским еще долго длиться. Участвовали в них короли чужестранные, породнившиеся с русскими – венгерский король Гейза, Владислав Богемский, Болеслав Кудрявый польский король, - они должны были помочь русичам решить их внутренние проблемы.

Летописец пишет:"...государи богемский и польский, сваты Изяславовы, сами привели к нему войско... но узнав, что Георгий соединился с Вячеславом в Пересопнице и что мужественный Владимирко Галицкий едет к нему в помощь, не захотели битвы..."

Стубла и Горынь – это бассейн Припяти, из этих притоков скоро по течению добирались до Чернобыля, Вышгорода, Киева. Непроходимый Черный лес изобиловал дичью, долины речных пойм были распаханы и плодоносили: все резиденции удельных князей ставились в живописных и черезвычайно выгодных стратегически местах. Как город Любеч вошел в историю проведенным в нем примирительным съездом князей в 1097 году, так и Пересопница отмечена летописцем как город княжеского собрания и заключения важного перемирия между враждовавшими за владения князьями-родственниками.

«Брат Изяславов Владимир начальствовал в Луцке. Три недели продолжалась осада: жители не могли почерпнуть воды в Стыре, и Великий князь хотел отважиться на битву для спасения города. Тут Владимирко Галицкий оказал человеколюбие: стал между неприятелями, чтобы не допустить их до кровопролития и взял на себя быть ходатаем мира. Юрий Ярославич, внук бывшего Великого князя Святополка-Михаила и Ростислав, сын Георгиев, мешали оному, но Владимирко, кроткий Вячеслав и всех более добродушный Андрей склонили Георгия прекратить несчастную вражду. Весною заключили мир: Изяслав признал себя виновным, то есть слабейшим; съехались с дядьями в Пересопнице и сидели с ними на одном ковре. Изяслав сложил с себя достоинство Великого князя. Георгий, желая казаться справедливым, уступил Киев брату Вячеславу, старшему Мономахову сыну...»

Славен и красен был град Пересопница, видел он немало на своем веку. В 1149 году, завладев Киевом, то есть в очередной раз нарушив княжеские договоренности, клятвы и крестные целования, Юрий Долгорукий посадил в Пересопницу своего сына Глеба, затем младшего Андрея. Позже Пересопница принадлежала галицкому князю Даниле Романовичу. А уже в 1227 году город входит в состав Луцкого княжества. Опустошительные набеги, многочисленные войны истощают княжий град Пересопницу, он постепенно утрачивает свое значение. Валы осыпаются, заборы ветшают, стены рушатся. Любарт завладевает уже былой славой города, на месте посада которого под замком гнездится небольшое сельцо. Здесь и основывается монастырь Пречистой Троицы, называемый еще Пересопницким.

Князья Чарторыйские были фундаторами и ктиторами, строили своим коштом и много жертвовали на обители православные. Но уже через два поколения и они вынуждены будут отдать монастырь под иезуитский коллегиум.

В середине шестнадцатого столетия именно в Пересопнице было переведено и написано первое русское Евангелие. Сей подвиг веры и духа совершили два честных мужа – архимандрит Пересопницкий Григорий и протопоп Саноцкий Михаил Василиевич.

Мы ничего о них не знаем кроме того, что сами они оставили в кратких сопроводительных словах примечаний к труду своей жизни. Их творение – памятник эпохи Возрождения совершенно законно занимает особое место в галлерее национальных сокровищ рядом с Геннадиевой библией, рядом с первопечатными инкунабулами Федорова Ивана, рядом с собором Василия Блаженного, с книгами доктора Франциска Скорины.

Есть такие начала у каждого народа. Определенные эпохи выпестывают условия для расцвета и проявления именно той личности, которая призвана осуществить невозможное, небывалое, что до нее никто не предпринимал, что казалось немыслимым и невозможным. Как книжный муж князь Ярослав, как Андрей Рублев, как Аввакум.

Книга

Что значило в шестнадцатом веке на островке православия в окружении распространяющегося католицизма задумать, предпринять и осуществить такой грандиозный проект, как русский перевод и написание полного свода четырех Евангелий? Кто мог поднять такое, собрать воедино, найти нужные материальные и человеческие ресурсы?

Понятно, что сын протопопа или даже отец-настоятель монастыря не могли бы не только подготовить, спланировать и осуществить подобное, но даже и задумать оное. Впрочем, задумать-то они как раз и могли. Люди книжные, просвященные, подвижники идеи. А вот реализовать задуманное ими возможно было лишь с помощью людей состоятельных и добрых христиан из местных можновладцев, которые пожелали непременным условием своего участия абсолютную анонимность. И хочется верить, что не из страха только, но чистого христианского смирения ради. Для того, чтобы представить себе, что такое рукописное четвероевангелие, достаточно знать, что лишь листов пергамента для изготовления сего фолианта понадобилось полтысячи, а именно 482. Не говоря уже о чернилах, красках, злате и прочих исходных материалах. А то, что переводили Евангелие на русский язык они сами, пречистенские затворники оставили упоминание собственноручное:

«И иже есть перекладена таято евглия из языка блгарского на мовоу роускоую, то для лепшего вырозумения людоу христианского посполитого... Доконана перша часть в Двоци монастыре жеславском при церкви Святыя и Живоначальныя Троицы...А почало есть писати сие евглие року 1556 августа 15 дня.»

Для тех, кто не знает – пергамент это особым образом выделанная кожа ягнят, чаще телят, которую сначала вымачивают в специальных растворах, очищают, высушивают и затем тщательнейшим образом выскабливают наждачным камнем до необходимой толщины и гладкости. Название происходит от города Пергама, где еще во втором веке до нашей эры производство листов из козлиных и мертворожденных ягнят кож достигло значительных успехов, отсюда листы развозились по городам Европы и приносили торговцам немалый доход. Самый тонкий и тщательно выделанный пергамент назывался веленевым, стоил очень дорого и использовался для написания королевских и герцогских грамот, указов, для церковных документов и важных постановлений. Такой пергамент окрашивали в пурпур или фиолет. Особо значимые и дорогие книги изготавливались из пергамента, который отличается давно замеченным свойством отлично храниться веками не утрачивая первоначальных красок и форм.

Писали на пергаменте чернилами – это специально приготовленный водный раствор закисей солей железа и дубильных веществ. Или различными красками, гуашевыми, клеевыми. Издревле рукописные книги снабжались красочными орнаментами, затейливыми буквицами и миниатюрными картинками тончайшего письма. Обрез книги нередко окрашивали в самостоятельный цвет или золотили – и для красоты и для пущей сохранности.

Технически вроде бы все определенно: сначала Григорий и Михаил должны были сделать перевод Евангелия. Вычитать его. Убедиться, что нет пропусков и ошибок и, имея сей черновой список, приступить к чистовому письму на расчерченных и продуманно «отформатированных» листах пергамента слово за словом, строка за строкой, все главы всех четырех книг. Конечно же, заранее они должны были согласовать и оформление каждой главы.

Обыкновенные главы и зачала всех четырех Евангелий написаны на полях красными чернилами, «чернописанные главы», понятно, черными и соответствуют статьям оглавления. Все титлы – зоатописанные, то есть прописаны клеевой на сусальном золоте краскою. При этом особое внимание следует уделить и тому обстоятельству, что каждое Евангелие открывается живописной страницей – богатокрасочной миниатюрой, представляющей широкий растительный орнамент рамки и изображение соответствующего евангелиста: это тоже нужно было изначально оговорить и подготовить.

Матфею книгу с облаков подает ангел. Марку – орел. Луке, окруженному книгами, телец подает еще одну. Иоанн диктует ученику Прохору, а книгу им подает лев. Последняя из миниатюр очень сочная колористически примечательна еще и тем, что как бы сливается с образом самих переводчиков и писчиков пересопницких – точно так же и они, как Иоанн и Прохор, Григорий и Михаил сидели в одной келье и пять лет изо дня в день, склонившись над страницею, выводили буквы Евангелия, чтобы сделать его доступным своим землякам, «до вжитку народоу роускому посполитому».

Кто рисовал миниатюры точно не известно. Нет оснований полагать, что переводчики заказывали их какому-то известному мастеру, - в них так много очевидной местной прелести и непосредственности, подбор цветов и растительных мотивов единый для всей книги так красноречиво свидетельствует о пересопницком, скорее всего, происхождении миниатюр.

Более того, стоит обратить внимание на лица изображенных евангелистов, приглядеться к ним пристальнее – и не исключено, что откроются портретные черты именно Пречистенского монастыря писцов и переводчиков.

Образы конкретны, объемны, фигуры и лица ощутимы, реальны – написаны художником как бы с натуры, индивидуальны, узнаваемы, Они лишены обычной в таких случаях приглаженности, обобщенности, трафаретности. В миниатюрах все конкретно – и подставка под ногами, и столешница, и чернильница, и то, чем писалось евангелие. Это весьма важная деталь. Птичьи перья хрупки и ломки. «Профессиональные» писцы использовали для работы п а т ы к - особым образом заточенный фрагмент стебля очерета, болотного камышового растения, которое, кстати, в поймах Стублы у Пересопницы и до сих пор в превеликом множестве произрастает. И сегодня можно срезать желтый прочный стебель, найти кольцо сочленения и в удобном месте острым лезвием произвести косой срез, добиваясь нужной остроты кончика. Таким «писалом» и в наши дни преспокойно и достаточно продуктивно можно писать. Разумеется, нужно иметь под рукой достаточный запас такого писчего инструмента и навык, если работа предстоит объемная и ответственная.

Сотни страниц без помарок, без исправлений, без клякс и прочих огрехов однообразного и весьма утомительного процесса. Сразу следует подчеркнуть, что пересопницкие писари были искуснейшими мастерами своего дела: все полтысячи листов пергамента заполнены изумительно четким, чистым, красивым почерком согласованного размера, нажима и цвета. Однако, техническая сторона дела, хоть и интересная сама по себе и привлекательная для исследователя своей многогранностью, в данном случае, несомненно, второстепенна.

Ибо создание рукописного Евангелия – это не только и не столько послушание, ежедненвный многогочасовой труд, но и высокий духовный подвиг.

«Четыре евангелия выложенныи из языка блгарского на мовоу рускоую, читачу милии...»

Вот это ч и т а ч у м и л и и заставляет остановиться на особенностях первого перевода Евангелия, на проблемах связанных с отношением официальной церкви к священным книгам на «простом языке», к историческим парадоксам поджидавшим первопроходцев в области перевода.

Не станем касаться глубин древнееврейских, греческих, церковнославянских. Мы в шестнадцатом веке. И уже есть пример перевода библии на немецкий язык. Миниатюрные книжки Лютера напечатанные в типографии Лукаса Кранаха, снабженные его же гравюрами и комментариями переводчика, расходились огромными по тем временам тиражами. Низкая цена делала их доступными всем горожанам, ремесленникам, землепашцам. «Низкий» немецкий язык, на котором книги были написаны, - тот же язык повседневного общения в поле, в кабаке, на ярмарке и на исповеди – делал библию ближе, понятнее. Большая официальная библия обращалась к пастве через служителей церкви в костелах только на латыни и понятна была лишь избранным. Мартин Лютер своим протестом против продажи церковью за деньги искупления грехов - индульгенций и переводом Библии вызвал бурю негодования блюстителей устоев католической церкви, он замахнулся на самое важное в церковной власти – на неоспоримость, на незыблимость авторитета слова произнесенного с амвона.

Он был проклят. Гоним. Осуждаем. Но правота его протеста сформировала широкую народную поддержку и материализовалась в Протестантизм лютеранской ветви вероисповедания христианского. Немецкий народ с книжками Лютера получил как бы собственное оружие и собственную защиту слова божьего от тех церковных деятелей, которые именем Христа оправдывали и насилие, и рабство, и угнетение. Большие расколы, войны за свое понимание веры, варфоломеевские ночи крайней нетерпимости – это тоже шестнадцатый век.

Под явным влиянием дела Лютера начал печатать главы своей «Бивлии руской» доктор философии Краковского университета и доктор медицины Падуанского университета Франциск Скорина из славного города Полоцка. Русский по рождению, он был европейски образован, начитан, эрудирован, энергичен и предприимчив. Это поставило перед ним смолоду кардинальный вопрос – как употребить свои знания и умения, на что потратить жизнь свою. И в 25 лет он сознательно избрал путь наитруднейший.

«БИВЛИЯ РУСКАЯ выложена доктором Франциском Скориною из славного града Полоцка, богу ко чти и людям посполитым к доброму научению» – значится на первой странице первой книги напечатанной нашим просветителем в столице Чехии Праге в 1517 году. За два года будет выпущено в свет 23 книги – 22 из Ветхого Завета и Псалтырь. Каждая книга снабжена гравюрами, иллюстрирующими главы священного писания, предисловиями и послесловиями автора-переводчика, в которых он излагает основные положения, цели и задачи своего многотрудного предприятия, обращаясь к русским читателям впервые на их родном языке. До Скорины Библия в нашем отечестве существовала т о л ь к о на церковнославянском и греческом языках.

«В сей книзе, - пишет Скорина в предисловии,- вси лекараства душевные и телесные зуполне знайдете. Ту навчение филозофии добронравное, яко Бога имамы... Ту научение седми наук вызволеных достаточное.» (Семь свободных наук – это свод программ средневековой школы: грамматика, логика, риторика, музыка, арифметика, геометрия, астрономия.)

Не умалял ни в чем боговдохновенного значения вечной книги переводчик-издатель, но адресовался намеренно к заранее определенной категории читателей и неоднократно это оговаривал: «... понеже не только докторове. А люди вченые в них розумеють, но всякий человек простый и посполитый, чтучи их или слухаючи, может поразумети, что есть надобно к душному спасению его.»

Библия по мнению Скорины призвана служить положительному знанию, влияя непосредственно, а не опосредованно на самые широкие слои читателей и слушателей, а потому он всячески подчеркивал познавательные ценности священного писания, морально-этические категории разъясняемых глав, то, что призвано просветлять и в о з в ы ш а т ь человека.

«Понеже в розмаитых речах люди на свете покладают мысли и кохания своя: едины в царствах и пановании, друзии в богатствах и скарбах, инии в мудрости и в науце, а инии в здравии, в красоте и крепости телесной, неции же во множестве имения и статку, а неции в роскошном ядении и питии и любодеянии, инии теже в детех, в приятелех, во слугах и во иных различных многих речах. А тако единый каждый человек имать некоторую речь перед собою, в ней же ся наболей кохает и о ней мыслит."

Иначе говоря, вопрос о смысле жизни Скорина соотносит со свободой выбора самого человека: кто предпочитает служить наукам, мудрости, друзьям, обществу, ну а кто-то превращается в раба, пленника своих низменных пороков и инстинктов.

Понятно, что ни Русь Литовская, ни Русь Московская не явили теплых чувств к первым росткам отечественного книгопечатания Скорины. В Виленской типографии доктору Франциску удалось за три года напечатать в 1525 лишь две книги. Затем грандиозный пожар, уничтоживший большую часть города и прочие тяготы отвернули Скорину от великого просветительского подвига.

Он сидел в долговой тюрьме. Король Польши Сигизмунд I его вызволял, уважая образованность и знания в области врачевания недугов. Герцог Альбрехт Гогенцоллерн, верховный правитель Пруссии, отзывался о нем, как о выдающемся ученом муже, докторе изящных искусств и медицины. У чешского короля Фердинанда I в Праге в королевском ботаническом саду доктор Франциск Скорина, оставивший своим соплеменникам первую русскую библию «богу ко чти, народу рускому в научение», закончил свой земной путь садовником.

Его книги были запрещены и сжигаемы.

После Люблинской унии 1569 года, когда Литва и Польша стали единым государством и власть католической церкви в восточных землях значительно упрочилась, что и подкрепилось к концу века Брестской церковной унией – просветительский труд Скорины стал просто вызывающе антигосударственным. С другой стороны и Русь отгородилась от книг Полочанина за приписываемое родство с Библией Лютера, «за многая лютерская противность», за еретический характер перевода «с перепорченных книг жидовских», как отзывался, например, князь Андрей Курбский.

В итоге первопечатник через семь десятилетий после Скорины Иван Федоров в Остроге издаст трудами превеликими библию на церковнославянском языке. И она, а не «Бивлия руская» Скорины из славного града Полоцка, станет первой печатной библией.

Дата смерти Скорины неизвестна. Считается, что он прожил шестьдесят лет и покинул сей мир в 1551 году. Что весьма и весьма символично, так как именно в эти самые годы в Пересопницком Пречистенском монастыре уже велись подготовительные работы к переводу и написанию первого русского Евангелия, - то есть обозначается прямая эстафета и преемственность традиции Просветительства на отчих землях.

Архимандрит Григорий и протопоп Михаил Василиевич были знакомы с книгами доктора Скорины из Полоцка. Они сами намеренно это обстоятельство подчеркнули, сопроводив перевод прямой цитатою: «для лепшего вырозумения людоу християнского посполитого.»

Михаил и Григорий работали самозабвенно и платы за свой труд никакой не требовали и не получали. «Григорий не люби злата и сребра тлеющи.» Пять лет изо дня в день двое подвижников веры, склонясь над листами пергамента, выводят букву за буквой. Возникал ли перед ними вопрос – зачем, собственно? Ради чего? Ведь и хвори их одолевали, и студено было долгими зимами, и свечи оплывали и лампады чадили.

Княгиня Анастасия Юрьевна Заславская, родственники ее мужа князья Ольшанские и Чарторыйские сумели в окружении растущего иезуитского давления организовать создание православной Книги, профинансировать перевод на русский язык, доставку требуемых материалов, пергамента, чернил, красок, обеспечить творцов всем необходимым и уберечь написанную Книгу. Без этих представителей отечественного Возрождения не было бы первого русского Евангелия. Вечная им память.

«День и ночь молились лишь о том, чтобы Господь сподобил видеть дела сего конец. И почитати в нем начертанные письмена.»

И почитати в нем начертанные письмена...

Свет

Высвобождаясь из унизительного и мучительного ордынского ярма, Русь поднималась оплотом духовной целостности и единства интересов православного мира. Собирание разрозненных отчих земель и чад воедино станет стержнем идеологии многих поколений правителей русской державы. Великого князя Московского Ивана I – Калиту (он почил в лето 1340) летописцы назвали Собирателем Земли Русской, Государем-Отцом: «Не люби проливать кровь в войнах бесполезных, казни татей и был правосуден.»

Именно при нем были построены в Кремле Успенский и Архангельский соборы, церкви Иоанна Листвичника и Святого Преображения. Потомок Ивана I Калиты по прямой наследственной линии через семь поколений – Иван IV, спустя двести с лишним лет, продолжал дело собирания земель отчичей и дедичей.

Именно с воцарением Ивана IV Васильевича в году 1547 Великое княжество Московское становится Царством.

Всего 22 года было царю Ивану, когда в день Покрова – 1 октября 1552 года была взята русскими войсками столица Казанского ханства крепость Казань. Победный штурм хорошо укрепленного города не был случайностью, он базировался на шести промежуточных и важных победах над армией казанцев. Торжественная встреча в Москве, оказанная победителям всем честным миром, подсказала молодому царю мысль о должном увековечении столь важного для начала властвования исторического события: с началом 1553 года у кремлевского рва на площади называвшейся Пожар была сооружена деревянная церковь. А через два года началась постройка каменного храма, для чего призваны были мастеровые люди многие и заготовлено впору материалов для сооружения надобных. Строился Покровский на Рву Собор «не как велено было», а «как розум даровався в розмерении основания» зодчему храма городовому и церковному мастеру Поснику Яковлеву и его сподвижнику Барме. Главный придел посвятили, как водится, празднику Покрова, дню покорения Казани. Шесть боковых приделов – святым, на дни которых пали первые знаменательные победы в сражениях с Казанским царством.

В те же годы вместе с ростом собора умножалась и царская фамилия. Анастасия Романовна Захарьина (дочь одного из предков дома Романовых Романа Юрьевича) исправно рожала наследников государю: первенец Дмитрий родился в 1552, но преставился во младенчестве. Второй сын, нареченный Иваном, явился в году 1554 – это именно его через двадцать восемь лет убьет в припадке своим жезлом Иван-отец к тому времени уже окончательно Грозный. Сын Федор рожден был в 1557, ему суждено пережить отца, унаследовать престол царский и завершить кровную преемственность княжений со времен Киевской Руси.

Как раз к окончанию строительства Покровского собора молодая жена царя Ивана умирает, и он обретает новую супругу – пышною была свадьба с красавицею кабардинскою принцессою Мариею Темрюковной.

Завершен был отделкою Покровский Собор на Рву в лето 1560-е.

(А в 1588 году в дополнительно построенном десятом приделе храма царь Федор Иоаннович велел похоронить московского юродивого Василия, считавшегося в столице истым правдолюбцем, божьим человеком.

Официальное название собора постепенно вытеснилось народным – и по сей день называют его просто Василием Блаженным.)

Как символ времени русского самоутверждения, славянского единства и нашей самобытности можно расценивать поразительное совпадение: именно в те же самые пять лет середины шестнадцатого столетия, когда в Москве резались камни и украшались своды нововозводимого собора, - златописались литеры и рисовались зачальные миниатюры; когда ставились купола, отливались и вешались колокола – переводилось и писалось русское Евангелие; освящались в один и тот же год Собор и Книга – равно назначенные люду русскому посполитому и нам сегодняшним. Первое русское рукописное Евангелие переводилось с греческого и писалось в Пречистенском Святой Троицы православном монастыре на Волыни с августа 1555 года по август 1561-го.Это Пересопницкое Евангелие сохранено до наших дней. Ныне сберегается в фондах Института Рукописей Академии наук Украины в Киеве.

Всем строем своей вдохновенной свыше образности, всем кругом своих притч Евангелие обращается прежде всего к душе и уму сеятеля, к человеку укорененному на земле; и потому этот человек, сеятель, землепашец по праву стал носить евангельское имя - крестьянин. Потому он стал первым и главным делателем Христовым на земле. И потому во все века и до нынешнего дня крестьянин – самое страдающее и самое гонимое на земле существо, как впрочем и сам Христос...

Августа месяца 29 дня року 1561 закончено было писание четырех Евангелий в монастыре на высоком месте у слияния Стублы и Горыни.

"Накладом благоверной и христолюбивой княгини взванной Настасьи Юрьевны Голшанского, при благоверном и христолюбивом князе Іоанне Федоровиче Чарторийском зяте ее милости и при благоверной та христолюбивой княгине его Евдокии тыи книги четыри устроени"...

Судьба этой книги воплощает в себе судьбу всего народа нашего, нелегкую, но праведную.

Уже в 1630 году Пересопницкий монастырь становится иезуитским коллегиумом. Понятно, что до того вместе с бегущими на восток от католизации славянских земель православными монахами, а может быть и в карете состоятельного богобоязненного и сознательного обывателя, Четверокнижие от поругания и осквернения было спасаемо, вывозимо. Понимание ценности Евангелия русского сопрягалось несомненно с отстаиванием права естественного, коренного права на собственную речь, собственную душу, собственную веру, за которые никогда предки наши жизней своих не жалели.

Жертвенность во имя спасения Книги, - это тоже ХVI век. Доносительство иезуитами всячески поощрялось, действовали иезиуитские правила поощрения доносителей имуществом жертв доносов. Желающих умножить свое благосостояние за счет страданий ближнего своего тоже хватало, как и во все времена. Люди в сути своей не меняются, - это не время проходит, это проходим мы, - сказано было верно.

К 1560-м годам ситуация в борьбе за души людские складывалась для православных катастрофически. Наиболее ярким показателем успехов протестантов был тот факт, что в кальвинизм переходили уже не только магнаты и шляхта, но даже римо-католическое духовенство. Особый скандал вызвал латинский епископ Киевский Николай Пац. Долгое время он проповедовал кальвинизм, оставаясь иерархом, а затем сложил сан, женился и стал светским вельможей - протестантом. В Жмудской католической епархии в результате проповеди Реформации осталось только 6 ксендзов. Впрочем и многие православные литовские дворяне перешли в протестантизм: князья Вишневецкие, магнаты Воловичи, Ходкевичи, Сапеги, Кишки и другие. Из 600 православных шляхетских семей одного только Новогрудского воеводства, заселенного преимущественно русинами, после проповеди кальвинизма в Православии осталось только 16 фамилий. Успех Реформации объясняется довольно просто: учение Кальвина с его республиканской политической моделью более чем традиционные конфессии, импонировало вольнодумному и анархистскому духу польско-литовской аристократии, склонной к утверждению олигархической формы правления. Мелетий Смотрицкий в своем пламенном «Фриносе» (Плаче) в 1610 году перечисляет более полусотни добровольно отрекшихся от веры своих предков, национальных обычаев и ставших на своей родной земле волонтерами иноземной культуры и веры княжеских родов. Что уж говорить о прочей мелкой шляхте, - полячились действительно очень многие.

И весь семнадцатый век Пересопницкое Евангелие послушанием верных монахов и стараниями честных граждан перевозилось и перепрятывалось, как реликвия, как символ веры, как слово правды. Оно читалось русскими священниками, слушалось нашей паствою и действовало сильнее прочих призывов или убеждений – ибо Бог говорил с народом на его родном языке.

ЕВАНГЕЛИЕ – это благая весть о возможности одоления страха смерти подвигом любви.

В те годы в той обстановке православными предками нашими благая весть на русском языке доносимая, ценилась выше злата и была важнее кольчуг и сабель. Столько впитала в себя эта Книга, намоленная, наплаканная превыше всякой меры – ибо и зерцало, и хлеб, и икона., и слово господне...

В начале Северной войны в 1701 году Пересопницкое Евангелие всплывает из полуторавекового небытия: «Сие евангелие прислано и дано есть от ясновельможного его милости пана Ивана Мазепы Войска Его Царского Пресветлого Величества Запорожского обеих сторон Днепра Гетмана и славного чина Апостола Андрея Кавалера до престола Переяславского Епископского, который от его же ктиторской милости создан, отновлен и драгоценными утвари церковными украшен, при преосвященстве Захарии Корниловиче. Року 1701 апреля 31 дня» - начертано писарской рукой на старом пергаменте.

Иван Мазепа много жертвовал из войсковой казны на православные храмы и в Киеве, и в Переяславе, всячески задабривая церковных иерархов, которые затем освящали портреты Мазепы в церквях и всевозможные дарственные надписи вроде этой. Рвение гетмана понятно и объяснимо – воспитанный при польском королевском дворе в пажеской свите, Мазепа был ляхом и католиком в восприятии многих современников. И ничего просто так без выгоды для себя не делал - он старался вымолить щедрыми дарами свое причастие вере православного народа, над которым простирал свою булаву. Как и чем ему это удалось – Бог ему судья. В судьбе Пересопницкого Четверокнижия гетман Мазепа отмечен документально. Именно старанием перяславской кафедральной братии подсказано было надлежащее оформление Евангелия за счет гетманских пожертвований на восстановление храма.

Судьба книги – судьба народа

Военное лихолетье, всевозможные тяготы и злоключения не причинили вреда Книге. Она спасалась молитвами соотечественников от пожаров и наводнений, от лихой руки и черных помыслов.

В 1837 году Пересопницкое Евангелие было «найдено» Осипом Бодянским. Осип Максимович Бодянский (1808-1877), славист закончивший филологический факультет Московского университета, обучался (1825-1831) в Полтавской семинарии, где его однокашниками были Андрей Козачковский и Игнатий Павлович Житецкий, друзья Шевченко. Сын Житецкого Павел Игнатьевич (1856-1911) кроме того, что был членом-корреспондентом Академии наук, приобщился и к нашей теме, напечатал в Киеве в 1876 году книгу «Описание Пересопницкой рукописи». Сам же Осип Максимович стал знаменитым после того, как, заканчивая университетский курс, поехал на родину и в Переяславе в библиотеке духовной семинарии ему показали «два харашейных пергаментых Евангелия». Дабы явить свое научное и служебное рвение Бодянский описал их в своем отчете министру образования: «Писано прекраснейшим большим уставом, весьма хорошими чернилами, всех листов в нем 482. Это единственный памятник перевода всех четырех Благовестий на Южнорусский (малороссийский, русинский, украинский) язык.»

То, что Бодянский поехал в Переяслав не случайно и обратился именно в семинарскую библиотеку намеренно с целью обнаружить там нечто выдающееся, подтверждает сохранившийся в архивном фонде Киевской Духовной Академии «Каталог казенных книг библиотеки Полтавской духовной семинарии» составленный в 20-е годы девятнадцатого столетия. Толстый том форматом в полный лист открывается разделом «А»:библиотека древних языков. Раздел «Б» – библиотека российская – начинается так:
1. Четверо-евангелие, писанное на пергаменте. 1568 г. в малиновом бархате.
2. Четверо-евангелие. Писанное на пергаменте. 1561г. в зеленом бархате.»

Как мы помним, Осип Максимович совсем недавно, как раз в годы составления каталога, обучался в этой семинарии и не мог не знать, не слышать о том, что в тамошней библиотеке хранились два уникальных экземпляра рукописных Евангелий. По всей видимости, будучи семинаристом, как и все семинаристы, он мало значения придавал такому обстоятельству жизни, как пребывание в одном здании с памятником шестнадцатого века, с творением рук и духа соотечественников. Но в университетской плавильне знаний, когда он накопил некий багаж сведений о славистике вообще и о том сколь мало известна документальная история, как ничтожно мало сохранилось рукописей и памятников той поры, он, молодой-пытливый вспомнил о семинарских впечатлениях, возможно и о каталоге, и о перемещении семинарских библиотечных фондов. Уже будучи молодым ученым Бодянский по-иному взглянул на хранившиеся в библиотеке книги и «открыл» миру Пересопницкое Евангелие. Именно оно значится под номером 2 в зеленом бархате. В 1842 году Бодянский уже стал профессором кафедры славянской литературы. В 1845 выбран секретарем Московского общества истории и древностей российских. Редактировал периодическое издание этого Общества – знаменитые «Чтения». Под редакцией Бодянского напечатан был, в частности, «Литопис Самовидця». Именно с описания Осипа Бодянского в его донесении министру и начинается, собственно, научное освоение и осознание феномена Пересопницкого Евангелия. Парадоксальный вывод Бодянского в официальном отчете министру образования о том, что Пересопницкое Евангелие написано на малороссийском (русинском, южнорусском, украинском) языке, заслуживал бы отдельного рассмотрения в самостоятельном лингвистическом исследовании о языке повседневного общения в середине шестнадцатого века, о Формировании языков вообще, о началах и истоках языкотворчества в частности, о характерных тонкостях употреблениях дифтонгов, о различных звучаниях и написаниях, к примеру, гласных звуков «ы», «и», «у», «ю», «і»…

Заслуживал бы, если б не очевидная его заданность и поверхностность – учитывая происхождение слависта Бодянского, его окружение и общую атмосферу начальных филологических радостей первой половины ХIХ столетия. Восторженный молодой выпускник университета написал свой первый отчет министру, и с тех пор по инерции считается, что это мнение обоснованное и убедительное,- раз рукопись возникла на Волыни в Малороссии, в Пересопнице, то, стало быть, и язык – малороссийский. Научная аргументация утверждения лишь подразумевается. Так при желании и удобном стечении обстоятельств можно и книги Скорины притянуть к началам не только русского печатного, но и украинского и белорусского языков – автор-то родом из славного города Полоцка, полочанин,- чего не расслышишь в его интонациях через полтысячи лет…

Другое дело, что четверокнижие Пересопницкое без сомнения можно считать помимо всего прочего еще и бесценным этнографическим памятником эпохи.

Перевод Евангелий выполнен добросовестно и обстоятельно и честно, адресован конкретному люду русскому посполитому, к которому принадлежали и сами Григорий и Михаил, - их перевод совершен с языка болгарского на реальный русский язык повседневного общения середины шестнадцатого столетия. Переводчики и писчики Благой Вести в послесловии обращаются к священнослужителю читающиему Книгу и просят не вменять в вину им ошибок, которые могли вкрасться в труд сей в то время, «когды он з товарышом розмовлял», - как говорили, так и писали.

Многовековые живые лингвистические связи естественно прорастали взаимовлияниями и взаимопроникновениями. Влияние польского и литовского языков ощутимо, заметно и несомненно в сопредельных и админисративно зависимых территориях. Повседневное общение русских людей без труда соединяло в одной фразе слова из разных лексиконов разных народов и культур, делая речь всех жителей богаче, сочнее, ярче, удобнее для использования.

Сохранился прелюбопытный документ – письмо киевской шляхты своему королю. Это не только и не столько нижайшее прошение, коленопреклоненная мольба переферийных подданных адресованная суверену, но скорее требование – слать королевские указы в Киев по объясняемым естественным причинам не на польском, но на понятном с детства родном русском языке. Более того, это еще и очевидный вызов,- так как уже присланный королевский указ шляхта русская желает видеть переведенным и заново присланным в надлежаще исполненном русском переводе. Сам язык письма весьма и весьма характерен и красноречив для того периода:

«Петиция Королю и Великому Князю Сигизмунду-Августу
от киевской шляхты
1570 года.
…Особливе теж Его Крулевску Мость нашого милостивого пана просим, абы листы сеймовые, универсалы, конституции и кожна справа подле обетницы и привилею Его Королевское Милости при сконченю унии выданого не иншими литерами и словы, одно рускими литерами и езыком до земли Киевское писаны и выданы были, кагды ж з молодости иншого письма отцове наши учити нас не давали, одно своего прирожонного русского, и школы теж полское в Киеве немаш, а кгды приносят листы Его Крулевское Мости писанные полскими литерами з мешанием латинских слов, вырозумете не можем, якож и тен привилей на злучене едности земли Киевское даный, иж полскими литерами ест написан, просимы его Крулевское Милости, жебы поруску был переписан, а под маетною печатью и з подписом руки Его Крулевское Милости нашего милостивого пана нам был выдан.»

Реакция его крулевской мости на эту конкретно петицию не известна. Но была она, разумеется, на польском языке…

Книга, рожденная в середине шестнадцатого столетия, сбереженная стараниями безвестных героев и подвижников, по праву стала частицей национального духовного сокровища всех славян, неотъемлимой составляющей нашего прошлого, нашей живой истории и нашего настоящего.

Именно на Пересопницком Евангелии держит руку президент Украины, когда дает народу присягу на верность. Для чего раз в четыре года Книгу извлекают из хранилища.

Благая весть о возможности одоления страха смерти подвигом любви – Евангелие – это альфа нашей культуры, нашего государственного и нравственного бытия. Слово, которое было в нашем начале, способно быть спасительным словом, разрешающим наши земные судьбы, словом итога, словом пощады, словом милосердия.

Но тут уже почти все будет зависеть от нас самих, от нашего выбора, от того, на какую дорогу обратим мы свое лицо.

Евангелие Пересопницкое, написанное в середине ХVI века – наше неразменное национальное достояние.

Знание его истории, понимание его значения для духовного самоутверждения необходимо тем, кто искренне чтит истоки, кто хранит традиции и несет зерна истины в сердце своем, как это делали в миру христолюбивые павославные князья Заславские и Острожские, а в обители Пересопницкой благоверные подвижники Григорий и Михаил.