Время неумолимо.

Осознание человеком своей бренности, конечности непременно порождает вопросы о том, для чего, собственно, дается ему жизнь, о назначении, о ц е н е краткого пребывания в этом мире…

Есть ли нечто такое, ради чего безусловно не жалко отдать собственную жизнь? Как распознать это н е ч т о, если оно существует, чтобы не ошибиться? Все равно ведь время, как бесстрастно-объективная категория, все излечит. Стоит ли сопротивляться?..

И что это за таинственная дана избранным сила, - способность побеждать время? Гениальность?

Тициан жил сто лет. К нему в очередь стояли князья, короли, императоры, терпеливо ожидая когда гений напишет их портрет – гарантию одоления времени. При этом небольшого пожара во дворце вполне достаточно для того, чтобы уничтожить бесследно самый совершенный портрет и целую галерею принцев, инфантов, герцогов и дожей.

И кто преодолевает время – тот, кто изображен на полотне, или художник? Или тот, кто волею случая просто уцелел в эпоху Тициана?..

Мы живем по Григорианскому календарю, по нему ведем свое летосчисление, ибо именно римский папа Григорий ХIII повелел устранить накопившуюся за юлианские века недостачу в десять дней и положил начало «новому стилю».

Это именно тот римский папа Григорий ХIII, который благословлял кровожадного герцога Альбу, уничтожавшего в Нидерландах протестантов десятками тысяч, что служил торжественный молебен в ознаменование дня святого Варфоломея, когда в ночь на 24 августа (еще по старому стилю) 1572 года во Франции было вырезано более тридцати тысяч гугенотов.

Его преемники на папском престоле Павел IV и Климент VIII не увековечены названием календарей, но и они немало преуспели в многотрудном деле борьбы с ересью. И при них по всему католическому миру дымили костры сжигавшие тысячи еретиков, - не покладая рук блюла чистоту веры святая инквизиция. Церковь не раз называла первым инквизитором самого Иисуса Христа. В Евангелии от Иоанна Христос говорит сомневающимся непослушным: «Кто не пребудет во мне, извергнется вон, как ветвь и засохнет, и такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают.»(Глава ХV, ст.6)

Этот пассаж особенно был дорог инквизиторам ибо служил им прямым указанием, руководством к действиям, мандатом для возжигания костров, венчающих аутодафе.

Точного дня рождения у института инквизиции нет, но уже в первой трети ХIII века (как раз в годы становления и расширения от монгольских пустынь до Балтики Золотой Орды, покорившей почти все русские княжества) ведение дел вероотступников, сектантов и еретиков было поручено нищенствовавшему монашескому ордену доминиканцев. И эти «псы господни» взялись за организацию дела со страстью и фанатизмом безграничными.

Исторический парадокс состоит в том, что именно на эпоху взлета человеческого духа, расцвета его творческой мощи, ренессанса искусств и наук на эпоху Возрождения приходится и время самого черного, самого жесткого господства инквизиции.

А может быть и не парадокс это вовсе, а закономерность – и Джотто, и Гус, и Леонардо, и Рафаэль, и Дюрер, и Колумб, и Жанна могли явиться лишь в тех же исторических декорациях, что и Лойола, Кортес, Ришелье, Сискст IV… К середине ХVI века уже была опубликована работа Коперника «Об обращении небесных сфер», подрывавшая не только все основы естественных наук своего времени, но и сами устои религиозного мировоззрения.

Остановить прогресс человеческого познания не мог даже сверхмощный аппарат инквизиции имевший для этого все юридические права и огромные материальные ресурсы.

К тому же в 1548 году в городе Нола близ Неаполя родился мальчик нареченный Джордано Филиппо Бруно.

Рано научившись читать и писать, он в четырнадцать лет поступил в доминиканский орден в Неаполе. Проявляя большой интерес к наукам, читая запрещенные церковью книги, постоянно высмеивал пустых и чванливых монахов. Скоро, разумеется, им стала пристально интересоваться инквизиция. Спасаясь от преследований, Бруно покидает монастырь, бежит через Рим в Северную Италию, а затем и вовсе перебирается в Швейцарию.

Около двух десятилетий Джордано Бруно провел вне родины, живя во Франции, Англии, Германии. И все время продолжал учиться, общаясь с выдающимися гуманистами этих стран, посещая учебные заведения, преподавая философию в университетах, участвуя в многочисленных научных дискуссиях, в которых непременно блестяще опровергал аристотельско-церковные догматы, писал свои многочисленные труды, закладывая основы «новой философии», как он именовал свое учение.

Ораторское мастерство, глубина познаний и широта взглядов снискали Бруно уважение в научной среде Европы. Книги его пользовались большой популярностью.

Тем пристальнее следили за каждым шагом философа шпионы инквизиции, видя в нем не без оснований опасного врага церкви, расставляя повсеместно тысячи капканов, чтобы схватить его и расправиться с ним.

Венецианский патриций Джованни Мочениго упорно и настойчиво приглашал известного ученого к себе в гости в Венецию для обучения искусству памяти – обещал создать великолепные условия и щедро заплатить. Друзья всячески отговаривали Бруно от поездки, опасаясь что аристократ Мочениго действует под диктовку инквизиции, как агент-провокатор. И друзья оказались правы. Спустя некоторое время после приезда в Венецию весною 1592 года Джордано Бруно был арестован и заключен в тюрьму. Сохранился донос Джованни Мочениго. «…Сперва я намеревался учиться у него, как уже докладывал устно, не подозревая какой это преступник. Я брал на заметку все его взгляды, чтобы сделать донос вашему преосвященству, но опасался чтобы он не уехал. Как он собирался сделать. Поэтому я запер его в комнате, чтобы задержать, и так как считаю его одержимым демонами, то прошу поскорее принять против него меры. Могу указать к сведению святой службы на книготорговца Чьотто и мессера Джакомо Бертано, тоже книготорговца… Он посещал также академию Андреа Морозини, где собирались многие дворяне.
Причиненные им неприятности не имеют для меня никакого значения, и я готов передать это на ваш суд, ибо во всем желаю оставаться верным и покорным сыном церкви.
В заключение почтительнейше целую руки вашего преосвященства.»

Четыре года Бруно, перевезенный морем в Рим, был практически похоронен заживо в казематах инквизиции, которая этим забвением пыталась сломить его волю к сопротивлению. Допросы, начавшиеся в самом конце 1596 года натолкнулись на решительный отказ узника признать свою вину. Не давали желаемых результатов и пытки. Стойкое поведение философа соответствовало его учению : «Кого увлекает величие его дела, не чувствует ужаса смерти», - писал Бруно в своем трактате «Печать печатей».

Конгрегация инквизиции, судившая Джордано Бруно, твердо решали добиться от него отречения от его идей и примирения с церковью, раскаяния и самоосуждения.

Не столько физическая расправа над философом и гуманистом, сколько его духовное самоубийство в глазах всех учеников и последователей было целью церкви, готовившейся громким победоносным процессом над упорным еретиком встретить год 1600, начало нового века, первого встречаемого по григорианскому календарю.

А в Москве в эти годы после пресечения давней великокняжеской династии садится на царский трон Борис Годунов, современник Бруно.

Кардинал Роберто Беллармино, прозванным гомункулом (он был карликового роста), со всей иезуитской жестокостью добивался поставленной цели. Наводнение 1598 года затопило тюремные подземелья, и Джордано встречал свое пятидесятилетие стоя по горло в воде среди плавающих крыс. Камера его несколько недель не открывалась.

«Брат Джордано Бруно, сын покойного Джованни, Ноланец, рукоположенный из монахов магистр святого богословия, заявил, что не должен и не желает отрекаться, не имеет от чего отрекаться, не видит основания для отречения и не знает от чего отрекаться»,- такой неутешительный вывод последовал после многочисленных изматывающих допросов и восьмилетнего одиночного заключения ученого искренне верившего, что «все звезды, какие видны – это миры бесконечной вселенной, миры, возможно, даже лучшие, чем этот мир, то есть земной шар…»

20 января 1600 года святейший владыка папа Климент VIII постановил и повелел – «да будет это дело доведено до конца!»

17 февраля Джордано Бруно вывели на Кампо ди Фьоре, площадь Цветов в Риме, обнажили и привязав к столбу, сожгли.

Палачи вели философа с кляпом во рту, чтобы вместе с ним убить его слова. Изощренные специалисты, они кроме железной цепи перетянули все тело приговоренного мокрой веревкой, которая под действием огня съеживалась и врезалась в тело.

Последними словами Бруно на костре были: «Я умираю мучеником добровольно.» Все его произведения были занесены в Индекс Запрещенных книг, в котором они фигурировали вплоть до его последнего издания в 1948 году.

В конце ХIХ столетия в преддверии века ХХ на месте казни Джордано Бруно в центре Рима на площади Цветов был воздвигнут памятник. Он и поныне стоит там. Всего в нескольких минутах езды от Ватикана.

Неразъединимому соседству уже четыреста лет.

Неаполитанский сын Возрождения Джордано Бруно принадлежащий всему человечеству, достойно вступил и в третье тысячелетие. Исчисляемое по Григорианскому календарю.

«Праведная смерть в одном столетии дарует жизнь во всех веках грядущих», - писал в свое время Джордано Бруно.

Кардинал Роберто Беллармино тоже среди нас: через шестнадцать лет после казни Бруно он возглавлял суд на Галилеем и торжествовал, утверждая обессмертившую его формулу – «предавать сожжению следует молодых еретиков на том основании, что чем дольше они живут, тем большему проклятию подвергнутся!»

Это не время проходит, это проходим мы…