Потому что будет очень красиво…

Смерть

19 мая 1782 года в Петербурге на улице Малой Морской под крышей отцовского дома в маленькой светлой комнате родился человек, которому уготован был славный жизненный путь с множеством ярких побед и свершений. >Через десятилетия и страны в мае 1856 года больным и старым он вернется в этот же дом, в эту же светлую комнату. Он будет готов проститься с бренным миром и причаститься. Закроет глаза и вспомнит, как еще в юности довелось ему побывать на Кавказе в местечке Телави и посетить там крошечный покой в доме, в котором родился и в глубокой старости скончался почитаемый всеми грузинами Ираклий II. Эдакая временная петля, как поэтическая метафора, нежданное светлое воспоминание об Ираклии развеселит умирающего, ободрит, и он вновь одолеет болезнь. Не умрет, как приуготавливался, поднимется, уедет в Одессу и лишь осенью в собственном доме на Приморском Бульваре покинет спокойно и чинно этот мир. Семейный доктор снимет с пальца его обручальное кольцо и передаст жене. Уже вдове...
Начнется другая жизнь…

Род

Иван Федорович в конце XV века стал писаться Воронцовым – первым из документально зафиксированных родоначальников фамилии. Потому что в поисках корней происхождение свое Воронцовы станут выводить от былинного Семена Африканыча, воина, пришедшего в Русь из варягов еще в Х столетии… Реально первым Воронцовым все-таки был Иван Федорович. Он был успешен в ратных делах великого Князя Ивана III Васильевича, службою и разносторонними уменьями нажил достаточное состояние, чтобы уже в 1501 году его сын Семен Иванович в княжеской дружине отличился в битве с ливонцами, а затем стал воеводой над всеми русскими войсками против Мегмет-Аминя Казанского и начальствовал над войсками в Серпухове.

Два его сына Михаил и Федор Семеновичи – заметные фигуры на политической арене московского великого княжества: Михаил Воронцов, боярин и воевода, участвовал в осаде Смоленска в 1513-1514 годах, ходил против крымских и казанских татар в 1522-1533 годах. Как ближний боярин присутствовал при составлении духовной грамоты Василия ІІІ. Активно действовал во времена Глинских, был заключен в темницу, но в 1535 году был освобожден и участвовал в походах. Его младший брат Федор играл видную роль в малолетстве Ивана IV, был соперником Шуйских, подвергался аресту и ссылке в Кострому. Молодым царем Иваном Грозным во время похода в Коломне обвинен в мздоимстве по наговору и казнен.

Немало испытаний выпало на Воронцовых в разные царствования, однако крепок и стоек был род. Охраняя нажитое предками, его новые представители трудились, приумножая фамильную славу и честь.

Михаил Илларионович Воронцов состоял камер-юнкером при цесаревне Елизавете, дочери Петра Великого. Был пятью годами младше Елизаветы и очень любим ею. В знак особого отношения и учитывая заслуги во время переворота, Елизавета, став царицею, отдала за Михаила замуж свою двоюродную сестру Анну Карловну Скавронскую, дочь Карла, брата Екатерины І, дав чин генерал-поручика. Именно Михаилу Илларионовичу Воронцову, столбовому дворянину и верному подданному Елизавета доверила чрезвычяайно важную тайную миссию сопровождать осенью 1741 года семейство императрицы Анны Леопольдовны и свергнутого незаконно ее сына императора Иоанна Антоновича в бесрочную ссылку. Подальше от столицы.

Германский император Карл VII, учитывая несомненные заслуги и весомость ходатайств, в 1744 году возвел Михаила Илларионовича с братьями в графское Римской империи достоинство.

С 1758 года Воронцов, канцлер империи, – могущественная и влиятельная персона государства. Дочь свою Анну он выдал за А. С. Строганова, камергера, но несчастная девушка умерла раньше матери в двадцать шесть лет – в 1769 году. Имения наследовали братья канцлера Роман и Иван Илларионовичи. Сестры их были: Пелагея – за Нарбековым, Прасковья – за Татищевым, Дарья – за Хрущовым.

Роман Илларионович, старший брат канцлера, был генерал-аншефом, сенатором, наместником Владимирской, Пензенской, Тамбовской губерний. Несмотря на значительные богатства (кроме имений владел Верхне-Иссетским и другими заводами), запятнал себя мздоимством. А проще говоря, был масштабным, азартным и увлеченным взяточником. Брал помногу, беззастенчиво и сладострастно. Любил подношения откровенные и весомые. Императрица Екатерина II ценила своего преданного вельможу, но называла его не иначе как «Роман – большой карман».

В знак особого расположения царица одарила Воронцова собственноручно связанным наподобие рыбацкой сети кошельком – прозрачный намек эпохи метафор и аллегорий.

Два сына и три дочери было у Романа Илларионовича.

Старший сын – Александр, пойдя по стопам родного дяди, был министром иностранных дел и канцлером. Семен Романович, юношей горячим и искренним, не принял Екатерининского переворота, став на сторону законного императора Петра ІІІ. Влиятельные родственники поспособствовали в двадцать лет стать посланником в Вене. Затем, скоро оставив дипломатическое представительство, отличился Воронцов на воинском поприще в турецкую кампанию под Силистрией, был ранен и ушел в отставку в чине генерал-майора. Служил полномочным министром в Венеции. А с 1785 года стал представителем Российской империи в Лондоне, был весьма авторитетным и влиятельным дипломатом и немало содействовал формированию европейской политики конца XVIII века. Павел І предлагал место канцлера, дал графский титул. Должность свою, восстановленную Александром І, Воронцов оставил сам в 1806 году, когда начиналась новая русско-турецкая война, которую опытный политик и дипломат не одобрял.

Семен Романович Лондона не покидал до 1832 года, там и почил, там же и похоронен.

Семен и Александр Романовичи еще с молодости, со времен турецкой кампании, сдружились с Завадовским, Безбородько и Кочубеем, их переписка длилась десятилетиями и была весьма поучительной. Завадовский, этот блистательный вельможа, был одним из фаворитов Екатерины – попал, что называется, в случай: обогатившись, сумел сохранить лицо и ровные отношения с друзьями, переписываясь с братьями, называл их не иначе, как “голубчик Алексюша” и “любезный Сенюша”…

Сестра их Елизавета Романовна Воронцова, шумно известная фаворитка Петра ІІІ, камер-фрейлина и кавалерственная дама, была счастлива замужем за статским советником Андреем Ивановичем Полянским. Мария, средняя сестра – за Бутурлиным Петром Александровичем. Младшая из сестер Воронцовых Екатерина Романовна, отданная замуж за князя Михаила Ивановича Дашкова, была подругой и наперсницей Екатерины Великой, академиком и вообще знаковой фигурой для века женских царствований. Том ее мемуаров долгое время был запретным для читателей. Их матерью, женою Романа Илларионовича, была представительница богатого купеческого рода Марфа Сурмина. И эта купчиха, дочь купца, не просто принесла семье значительные капиталы, она с детства была близка с Елизаветой Петровной и потому наделена особым влиянием, способным многое направлять и изменять. Все ее дети так или иначе не только унаследовали, но и в полной мере проявили жизнестойкость, деловую хватку, прозорливость, гибкость купеческой дочери Марфы Сурминой.

У посланника в Лондоне Семена Романовича в браке с Екатериной Алексеевной Сенявиной был сын Михаил, проведший все детство и юность в Англии, получивший чисто британское воспитание и европейское образование. Дочь Елизавету Воронцов отдал за чистопородного английского пэра лорда Пемброк и Монгомери. Именно Михаилу Семеновичу Воронцову довелось родиться в мае 1782 года в Санкт-Петербурге на улице Малой Морской в маленькой светлой комнате отцовского дома...

Путь

Михаил Семенович Воронцов не знал счастья материнской любви и заботы. Екатерина Алексеевна Сенявина преставилась, когда наследнику не было и двух лет от роду. Сразу после этого отец забрал мальчика с собой в Лондон, где отдал присмотру заботливых нянь и гувернеров. Все детство и юность Михаила прошли в Лондоне и его окрестностях. Воспитание он получил типично британское. Образование разностороннее, созвучное веку европейских преобразований. Английский и французский языки были впитаны Воронцовым с детства столь же органично, как и русский. Он пользовался этими языками повседневно на протяжении всей жизни, писал, читал в оригиналах европейских писателей, переписывался со многими выдающимися современниками и записки о своей жизни оставил на английском и французском языках.

Благодаря высокому родовому происхождению, знатности своей фамилии Михаил Воронцов, как и положено было отпрыску высшего дворянского сословия, уже в четыре года был приписан к гвардии Преображенского полка. Схема простая, отработанная – мальчик растет, с годами накапливается выслуга и чины, ко времени возмужания отпрыск может войти в светскую жизнь в мундире и при гвардейских эполетах. Об этом же у Пушкина в «Капитанской дочке» писал о себе Петруша Гринев: «Матушка моя была еще мною брюхата, как уже я был записан в Семеновский полк сержантом по милости майора гвардии князя Б., близкого нашего родственника. Если бы паче всякого чаяния матушка родила дочь, то батюшка объявил бы, куда следует, о смерти неявившегося сержанта, и дело тем бы и кончилось. Я считался по праву в отпуску до окончания наук…»

(Кстати будет заметить, что Артемий Иванович Воронцов, являвшийся двоюродным братом бабушки поэта А.Г.Ганнибал, был восприемником Александра Сергеевича Пушкина при крещении того в Москве в Елоховской церкви. Так что одесские контакты поэта с семьей М.С.Воронцова во время южной ссылки можно рассматривать, как почти родственные...)

Михаилу Воронцову к двенадцати годам уже пожалован был чин камергера императорского двора, что позволяло в армейской иерархии сразу претендовать на генеральский мундир. И немалое число юношей той же придворной касты пользовалось подобными «льготами», принимали мнимую эту выслугу и обряжались в свитские генеральские мундиры, над блеском мишуры которых так потешался Александр Васильевич Суворов. Михаил Воронцов отверг золотой камергерский ключ, как отмычку для военной карьеры. Он странным образом употребил высокие родственные связи и покровительства, исхлопотав рекомендации (!) в свой же полк, воюющий на Кавказе, в младшем возможном чине подпоручика.

C 1801 года, с воцарения Александра I, Михаил Воронцов в армии. И вот что писал ему в первые годы службы его знаменитый дядя Александр Романович Воронцов своим знаменитым ужасным почерком: «Я никогда не гонялся за богатством, почестями, орденами, чинами и прочим, я не имел другой цели, как быть полезным отечеству. Считаю нелишним присовокупить особенно для моего племянника Михаила, что мне удалось сохранить независимость главным образом благодаря моему образу жизни: не любя роскоши, не имея прихотей, я никогда не встречал необходимости прибегнуть к просьбам о деньгах и наградах…»

Персидский поход, война на Кавказе для молодого офицера стали главной жизненной школой. Под командованием генерала Цицианова он участвовал во взятии крепости Ганжи и отличился в штурмовой группе. За сражение под Закаталами был повышен в чине и награжден за храбрость, личное мужество и вклад в общую победу. Судьба хранила юного героя от взрывов, картечи, ружейной пули и вражеского клинка для дел великих во славу Отечества.

Война с Наполеоном выковывала поколение новых героев, новую Россию. Дослужившись до генерала, пройдя все сражения Отечественной войны 1812 года и под Смоленском, и на Бородинском поле, Михаил Семенович Воронцов со своим отдельным корпусом в чине уже генерал-лейтенанта гнал французов по Европе, брал Лейпциг и Париж. Был командующим всего экспедиционного оккупационного корпуса российских войск после разгрома Наполеона. Снискал искреннюю любовь и благодарность французского народа за то, что первым делом стал наводить порядок в разрушенных городах и деревнях, помогал восстанавливать хозяйство, прокладывать дороги, строить мосты через реки, налаживать мирную жизнь портов, станций. Воронцов развернул такую деятельность в содействии побежденной стране, что многие воины из его корпуса остались на полюбившейся им земле и после вывода армии из Франции.

Сам же сорокалетний генерал получил назначение на должность генерал-губернатора Новороссийского края и полномочного наместника царя.

До этого в Париже в 1819 году Михаил Воронцов женился на изумительно красивой и знаменитой Елизавете Ксаверьевне Браницкой, которая почти через сорок лет в Одессе и примет из рук семейного доктора его обручальное кольцо.

То самое, что было надето на палец в завоеванном Париже.

Семья

У Михаила Семеновича и Елизаветы Ксаверьевны в 1821 году родилась дочь, нареченная в честь бабушки Александрою. Прожить ей суждено было всего девять лет. Дочери Софии повезло больше, она расцвела, вышла замуж за князя Александра Павловича Шувалова. Сын Семен, рожденный в 1823 году, был женат на Марии Васильевне, урожденной Трубецкой – в первом браке Столыпиной, но детей у них не было. И так вот распорядилась судьба: одним из первых Воронцовых был Семен Михайлович, известный еще с XV столетия, – Семен Михайлович, сын светлейшего князя, оказался и последним Воронцовым.

11 августа 1807 года император Александр дозволил графу Ивану Илларионовичу, которому завещали все имение последние Дашковы, именоваться Воронцовым-Дашковым. Женат Иван Илларионович был на Александре Кирилловне Нарышкиной, имел сына (станет министром двора) Иллариона Ивановича и дочь Ирину, вышедшую замуж за светлейшего князя Федора Ивановича Варшавского графа Паскевича-Эриванского.

Отец Елизаветы Воронцовой Франциск Ксаверий Браницкий (или, как его чаще именовали в России, Ксаверий Петрович) был коронным великим гетманом Речи Посполитой, кавалером ордена Белого Орла и ордена Андрея Первозванного.

Статен и могущественен тесть Новороссийского генерал-губернатора, один из богатейших вельмож Польши. Именно ему отдал в свое время в жены родную племянницу Александру Васильевну Энгельгардт всесильный светлейший князь Потемкин. После завершения военной кампании Ксаверий Браницкий был еще и старостою Белоцерковским. На подвластной ему территории в личной собственности находилось более 400 тысяч десятин земли. Браницкие, Потоцкие и Понятовские владели весьма многочисленными поместьями на правобережной Украине. Семья Браницких любила проводить время именно в своей Белой Церкви. На подаренных супругом землях Александра Браницкая заложила великолепный парк, которому дано было название Александрия.

Аллеи, пруды и фонтаны Александрии всегда составляли гордость семьи. И название свое имение получило в честь хозяйки графини Александры Браницкой, что многое помогает понять и в мировосприятии ее дочери, воспитанной на конкретных культурно-эстетических традициях своего сословия.

Старшая дочь Браницких Екатерина выдана замуж за Потоцкого Станислава Станиславовича, гетмана коронного. София – за Артура Потоцкого. Младший брат Владислав, которому предстоит быть сенатором, женится на Розе Станиславовне Потоцкой. Елизавета Ксаверьевна Браницкая в Париже в 1819 году венчалась с красавцем генералом, командующим оккупационным корпусом русских войск, Воронцовым Михаилом Семеновичем, добавив роду пышности и колорита. Елизавета Воронцова была женщиной удивительною. И красотой своей, и воспитанием, и умением верно поставить себя в общении и с монархами, и с прислугой, и с гениями, и с родней многочисленной она всегда была на высоте, всегда оставалась госпожой положения. Так уж видно благоволили звезды к и без того удачливому Михаилу Семеновичу Воронцову, что в спутницы жизни избрали именно эту редкостную женщину, сделав ее искренним другом и надежным союзником на всю жизнь.

Меридиан 34^o5'

Получив назначение, победитель французов немедленно отправился в Россию, расквартировался в Одессе и приступил к своим новым обязанностям. Начал он с того, что объехал всю вверенную ему территорию, познакомился со всеми подчиненными ему чиновниками и наметил первоочередные требующие безотлагательного вмешательства задачи.

Человек военный, практичный, командир и администратор Михаил Семенович слишком хорошо понимал значение коммуникаций, дорог, мостов, переправ для нормальных хозяйственных нужд и связей, без проволочек стал наводить в этой сложнейшей сфере возможный порядок.

И как дитя своего романтического века Воронцов не мог не восхититься, не влюбиться в открывшийся перед ним Крым. Одержимый идеей цивилизационного освоения полуострова Михаил Семенович личным примером стал воодушевлять и привлекать своих сторонников. До сих пор в прошлом XVIII веке тут безраздельно хозяйничал и правил лишь светлейший князь Потемкин-Таврический, победитель и владелец Тавриды. Это по его повелению прижились в Крыму кипарисы и тысячи диковинных растений, доставленных со всех концов земли.

Конечно, крохотные татарские деревушки, затерянные в степях или скалах, могли вызвать лишь уныние и меланхолию. Но, отладив дороги к южному берегу, проехав по побережью от Феодосии до Севастополя, Воронцов разглядел перспективу живописной местности. Он стал приобретать земельные участки и к 1823 году новоиспеченному генерал-губернатору уже принадлежали поместья в Гурзуфе, Мартьяне, Ай-Даниле. Следует признать, что ему было от чего отталкиваться: громадной территорией побережья, которая известна теперь под общим названием Массандра, владела А. В. Браницкая, теща, стало быть, графа Воронцова. Ей земли эти достались в подарок от светлейшего князя дядюшки Григория Александровича Потемкина. И она уже в 1822 году одарила ими своего первого внука, сына Михаила Семеновича и Елизаветы Ксаверьвны. Только в 1889 году Массандра будет продана удельному ведомству Александра III, войдет в царские владения. Всюду немедленно стали закладываться сады, виноградники, укрепляться дороги. Умение выявлять и расставлять на нужные должности соответствующих людей-исполнителей – отличительное свойство умелого администратора, руководителя.

К примеру, греки по происхождению полковник Ламброс Кацонис со своим подчиненным поручиком балаклавского полка Феодосием Равелиети проявили себя не только на воинском поприще, но и стали удачливыми землевладельцами. Полученное в награду за добросовестную службу Кацонис вложил в приобретение имения у своих же соплеменников – греков. И назвал усадьбу в честь родной греческой Ливадии. Скоро он сумел с немалою выгодой продать землю владетельному графу Л. Потоцкому –тоже родственнику Воронцова по линии супруги графини Браницкой. А уже дочери Потоцкого после кончины батюшки продали имение в царское ведомство – потому и стоит именно там царский Ливадийский дворец.

Командир сторожевого батальона Феодосий Равелиети стал посредником многих сделок с местным населением Крыма, он как никто умел вести подобные дела к удовольствию командира, себя не забывая, да и татары получали свое, не жаловалось.

Под гигантской скалистой горной грядою острый мыс и каменный хаос столь понравились Михаилу Семеновичу Воронцову, что он остановился и долго созерцал первозданное величие дикого берега.

– Алупка, – тут же подсказал сметливый Феодосий и кивнул на ветхие крыши татарских домиков крохотной, в тридцать дворов – не больше, деревушки, расположившейся среди скал.

– Алупка, – повторил генерал-губернатор и улыбнулся чему-то своему. Именно здесь, на страшно неуютном, вздыбленном каменном мысе, поразившем воображение своей необычной живописностью, решил Воронцов построить свою крымскую резиденцию.

И уже с 1824 года казенный архитектор южного берега Ф. Ф. Эльсон проектирует временное пристанище, так называемый Азиатский павильон. Сам Воронцов, сойдя вниз на скалы с приборами, тщательно вычислил расположение сего места – алупкинский меридиан: 34^o 5'.

Феодосий Равилиети пообещал жителям деревни, что им будет построена мечеть, и те с большой охотой пошли навстречу выгодным предложениям владетельного наместника. Одним из первых сооружений, спроектированных, заложенных и построенных Эльсоном в Алупке, была именно татарская мечеть. В архиве сохранилось письмо Феодосия Михаилу Семеновичу этого периода: «4 ноября куплено у трех татар деревни три куска земли, заплачено за оные 600 рублей. 22 ноября куплено у шести татар сей же деревни шесть кусков земли, заплачено за оные 1780 рублей. Ямщикам за отвоз двух садовников немцев в Алупку дано 15 рублей».

Специально вызванный и прибывший садовник Карл Кебах сразу же приступил к посадкам деревьев и кустарников, закладывая будущий парк. Через три года Азиатский павильон был вполне готов и пригоден для использования по назначению. Внешне эта постройка Эльсона могла сойти за жилище для римского феодала начала ХІІ века. К этому времени стараниями неугомонного Феодосия общая площадь приобретений на этом берегу расширилась до 40 гектаров. Саперы строительного батальона подполковника Шипилова трудились, не покладая рук, – взрывались скалы, равнялись склоны, готовились ложи для дорог и террас. Этот же батальон занимался разработкой и расчисткой выявленного месторождения замечательного строительного материала – диабаза.

Главным же достоянием, богатством приобретенного имения в верхней Алупке было обилие источников чистой горной воды, как основы процветания всего живого. Но для того, чтобы живое смогло расти на скалах, очищенных и выровненных, плодородную землю в корзинах и мешках приносили с Ай-петринской яйлы и возами привозили с черноземной Украины.

Многочисленные обязанности генерал-губернатора не позволяли Воронцову подолгу бывать в одном месте, даже самом любимом. В Алупке он бывал нечасто, но постоянно контролировал ход строительства и положение дел. Его заботили сады и виноградники – прижились ли южные деревья в парке, как обустраиваются ручьи и фонтаны, каскады? Одесский городской архитектор Боффо разработал план застройки алупкинского имения, начертал план «большого дома».

Михаил Семенович выехал по просьбе отца к нему в Англию. Посланник был стар и болен, он хотел проститься с сыном.

Находясь в Лондоне, городе своего детства, общаясь с родственниками сестры, леди Пемброк, генерал-губернатор с увлечением рассказывал всем о меридиане 34^o 5', о дивной красоты местности в Крыму, где начал он строить дом. Здесь же лорд Монгомери познакомил Воронцова с Эдвардом Блором, историком, реставратором, блестящим рисовальщиком.

Блор только что построил по собственному архитектурному проекту госпиталь Святой Магдалины в Вилтоне, владении лорда Пемброка – выразительную стилизацию давних архитектурных мотивов. Он же проектировал и строил личную усадьбу знаменитого писателя Вальтера Скотта – замок Абботсфорд, тонко стилизованный под любимый XVI век.

Блор великолепно чувствовал стиль и умело передавал в архитектурных решениях все выразительные тонкости образа замка-крепости. Именно ему доверили архитектурное оформление и Вестминстерского аббатства, и здания Парламента.

Судьбе было угодно свести увлеченного историей архитектора Блора и владельца Алупкинского поместья, очарованного первозданной красотою скалистого мыса, Воронцова. Эдвард Блор придумал и нарисовал алупкинский дворец, который так понравился Михаилу Семеновичу и его жене, что было принято решение незамедлительно прекратить все работы по проекту Боффо, разобрать все уже сделанное и заново с чистого листа строить по проекту Блора. Тут же были отправлены соответствующие распоряжения в Алупку. И на место с подробными чертежами и разработками выехал ученик Блора – Вильям Гунт, знающий, как следует воплощать идеи маэстро.

Он проработает в Крыму больше двадцати лет и в 1852 году будет пожалован от графа Воронцова личной пожизненной пенсией.

Дворец

Первая треть ХIX века. Нет ни радио, ни телефона, до изобретения автомобиля еще много десятилетий. Царское письмо с царскими курьерами из Петербурга в Крым добирается за десять дней при хорошей на всем маршруте следования сопутствующей погоде.

Осуществить строительство дворца в труднодоступной Алупке может лишь человек, обладающий сочетанием совершенно исключительных свойств. Затраты и усилия административные, организаторские, технические и финансовые просто огромны: проложить необходимые дороги, привлечь нужное число квалифицированных управленцев, мастеров, рабочих, обслуги, доставить требуемое количество и определенного качества материалов, инструментов, механизмов. Дальновидный генерал-губернатор отлично понимал, как все это строительство важно не только для него лично, но и для развития всего края.

Еще находясь в Лондоне, Воронцов разослал управляющим своих имений и городских контор указания о наборе мастеров для строительства в Алупке. Московские потомственные камнерезы, вологодские столяры, краснодеревщики, лепщики шли и ехали на каменистый крымский мыс, чтобы проработать там 10-20 лет, а некоторым суждено остаться здесь и навсегда.

Подрядчиками до конца строительства были Гаврила Полуэктов и его сын Иван. Со всеми привлеченными к строительству заключались договора, в которых тщательно прописывались все условия к взаимному удовольствию сторон. Учитывались нюансы взаимоотношений, оплаты, проживания, питания и даже компенсаций в случае болезни или травмы.

Если главный распорядитель строительства архитектор Гунт получал годового жалования до 6000 рублей в чистом виде, то плотники и штукатуры – до 300. Однако уместным будет указать и на тот факт, что работу в Алупке Гунт удачно сочетал и совмещал с несколькими направлениями, участвуя по рекомендации Воронцова в разработке и сооружении иных дворцов и усадеб по соседству на южнобережной кромке – в частности для князя Голицына и даже для императорской семьи.

С мастерами и подсобными рабочими рассчитывались согласно квалификации и вкладу в дело. Максим Тесленко и Аким Лапшин, крепостные мастера, работавшие вместе с английским столяром Чарльзом Вильямсом, отлично знали свое дело и законно гордились создаваемой красотой. Краснодеревщик из Костромы Наум Мухин и лепщик-штукатур Роман Фуртунов с односельчанами из Мошен сотворят голубую гостиную, которая и по сей день вызывает удивление и восхищение тонкостью и изысканностью своей отделки, затейливостью убранства. Эдвин Райс, мебельщик и обойщик, немец Бухнер, искусный слесарь, изготовивший все скобяные изделия для нужд строительства и дворца, и множество других мастеровых и рабочих внесли каждый свой вклад в воплощение художественного замысла Блора. Объединены и направлены все разрозненные усилия и устремления были неспешными, рассудительными и продуманными наставлениями Михаила Семеновича Воронцова, единственного человека, кто видел, как все должно выглядеть в конце пути, и для чего все это предпринимается.

Одновременно на строительстве было занято порядка 300 человек. Однако в 1837 году, когда ожидался визит в Алупку самого Государя-императора Николая І, ежедневно работало до 1000 мастеровых. Дворец и парк к прибытию высоких гостей в основном были закончены.

Особенно восхищала всех сотворенная в кратчайшие сроки живописнейшая новая дорога от Алушты до Алупки. Визит состоялся. Обустроенный Крым, дворец Воронцова, сады, парки и виноградники произвели самое благоприятное впечатление на Государя-императора и на его августейшую семью.

Михаил Семенович расстарался – иллюминирование дворца было невиданным. Факелы и свечи были повсюду, даже высоко в вечернем небе на скалистых уступах Ай-Петри пылали бочки со смолой. Жители окрестных поселений толпами сходились посмотреть на коронованных гостей и на сказочные фейерверки. Алупка входила в жизнь в праздничном сказочном убранстве.

Не без влияния генерал-губернатора Воронцова царь Николай I тоже захотел иметь резиденцию в Крыму. И соответствующие распоряжения по приобретению участков побережья и строительству дворцов не заставили себя ждать. Однако, дворец в Алупке останется главной достопримечательностью архитектурного романтизма Крыма.

Строительство ансамбля дворца и парка продолжалось еще почти десять лет. Конечно же, местный строительный материал, камень диабаз, существенно удешевлял строительство, но, тем не менее, суммировав издержки, Воронцов подсчитал со временем, что истрачено было не менее 9 миллионов рублей. Дороже всего обходился свинец, которым чеканили кладку камня и заливали фундамент.

Для прочности и долговечности английский архитектор считал это непременным условием. Дуб и чугун, известь и механизмы для инженерных работ – все это доставлялось по морю из Одессы, по необходимости выписывалось и за границею.

Большим новшеством, диковинной роскошью было устройство канализационной системы и горячей воды. Вообще вода во дворце присутствовала всюду в виде фонтанов, струй, бассейнов, каскадов и просто водопроводных потоков. И совершенно особую гордость владельцы испытывали всегда, демонстрируя гостям дворцам изделия из алупкинского диабаза.

Отлично выразил впечатление от встречи с этим поделочным камнем в Алупке один сановный гость: "Табакерку из диабаза (иначе – грюнштейна) приятно бы иметь. А тут – целый дворец!..»

Замечательно и то, что заботы по художественной части оформления, отделки дворца и, соответственно, оплату взяла на себя Елизавета Ксаверьевна. Ее вкус, ее представления о гармонии, художественные пристрастия нашли отражение в планировке и окончательном декорировании дворцовых пространств. Графиня Браницкая могла себе позволить выписывать каррарский мрамор и приобретать подлинные античные крымские мраморные реликты.

Затраты на огромные массивы древесины, стекла, кирпича, тканей и прочих столь необходимых строительных материалов покрывались исключительно за счет поступлений от реализации молодого вина, предусмотрительно изготавливаемого на возделанных своевременно местных виноградниках. Эта статья доходной части давала в год до 50 тысяч рублей.

Флорентийские мраморные фонтаны и декоративные элементы балюстрад и цветников, металлические статуи из Триеста, знаменитые львы работы итальянского скульптора Дж. Бонанни и множество иных предметов декоративного искусства и старины свозилось в Алупку в наполнявшийся жизнью новый Воронцовский дворец, который к весне 1848 года был завершен, хотя еще долго вносились потом дополнения и добавления в детали поражающего пышностью и экзотичностью форм ансамбля.

Гений места

Genius Loсi – дух-хранитель места. Гений места – поэтическая формула, пытающаяся описать присутствие духа определенного человека, связанного надприродными, сверхъестественными силами с вполне конкретной территорией. Это алгоритм образа личности, спроецированной на пространство.

Личность по определению должна быть незаурядной, выдающейся, чтобы энергия ее пропитала место памятью, побеждая время.

Сослагательное наклонение в любви и истории – прерогатива поэтов. Реальные герои делают свое конкретное дело без оглядки на то, что думают по этому поводу окружающие. Следовать своим путем и знать, что это твой единственный путь – и есть доля героя. Лишь идущий осилит дорогу, какой бы извилистой и длинной она не была.

Древний, сановный и весьма зажиточный род Воронцовых имел достойное жилье в столицах и многочисленных своих имениях. Достаточно сказать, что знаменитый дворец в Петербурге, построенный самим Растрелли и позже отданный под пажеский императорский корпус, принадлежал Воронцову Михаилу Илларионовичу. Однако лишь алупкинский дворец стал нарицательно именоваться Воронцовским, впитав и сохранив многое из вложенного в его создание личного, собственного, индивидуального, присущего исключительно Михаилу Семеновичу Воронцову и его супруге Елизавете Ксаверьевне.

Основа и смысловой стержень русского романтизма начала ХІХ столетия, в атмосфере которого и вызревали личности Воронцовых – универсальный охват человеческой культуры, осознание ее глубоких исторических корней. Расцвет и апогей этой системы мировосприятия совпали с политическими, социальными и экономическими изменениями, происходившими в России после победы 1812 года. Н. К. Батюшков, В. А. Жуковский, П. Я. Чаадаев, А. С. Пушкин поэтически передавали и выразили это новое состояние национального духа и самосознания. Многочисленные переводы исторических романов Вальтера Скотта, Томаса Мура, Вашингтона Ирвинга, Эрнста-Теодора-Амадея Гофмана, Шарля Нодье и других европейских литераторов наряду с созданием собственных исторических произведений ввели страну в новый общечеловеческий контекст ХІХ века и показали широту и многообразие мира духовного и материального.

Эманацией чувствительной и отзывчивой души Воронцова стал Алупкинский дворец.

И то, что он, военный генерал, не мог выразить в своей непосредственной профессиональной деятельности и даже в биографических заметках, выразилось и материализовалось в воплощении его замысла, его мечты – причудливом и на диво выразительном памятнике «дворцово-паркового искусства» на крымском берегу. Дворец с его горизонтальной протяженностью корпусов и парк, поднимающийся от берега моря по вертикали рельефа, каждый по-своему раскрывают страницы истории.

Первый – средневекового зодчества, второй – европейского паркостроения. Они связаны тесно и виртуозно, словно партии в многоголосом музыкальном произведении, общей выразительностью. Она же распространяется и на композицию самого дворца, изложенную в проекте Эдварда Блора и воплощенную алупкинскими мастерами.

Драматургия архитектурного решения заключена в идее путешествия сквозь время и пространство.

От Западного въезда, который встречает средневековыми зубчатыми крепостными башнями и длинным крепостным Шуваловским (дочь Воронцова была замужем за князем Шуваловым, они живали тут чаще и дольше самого светлейшего князя, потому Шуваловским облюбованный ими корпус и поименован) проездом с голыми стенами древней крепости, контрфорсами и висячим мостиком, предваряющим выход под своды ворот к центральному корпусу.

Двор обрамлен подпорной стеной с фонтаном и лестницами, над ними – вершины гор, иглы кипарисов, крымские сосны, тут же скала Потемкина и ощущение после выхода из крепостного коридора, что выбрался на свет другой эпохи.

Северный фасад центрального корпуса решен в скупом и строгом стиле Тюдор, которому вторят замыкающие пространство двора часовая башня и флигель сторожа.

Восточный въезд во дворец замыкает еще одна сторожевая башня и гармонично вписанная диабазовая арка Тюдоровских времен, сквозь которую рельефно читаются затейливо скомпонованные элементы крыши дворца в виде башенок, минаретов – подобия целого миниатюрного городка с проложенными меж домов улочками.

Сочетание и соотношение мотивов персидских, индийских, шотландских из разных временных пластов и подобранных лишь по художественным качествам не выглядят эклектичными потому, что совокупность их органично вплетена в природно-уникальный ландшафт и пейзаж.

С какой бы стороны вы ни приближались ко дворцу, для вас всегда меняется ракурс и ежесекундно можно увидеть иную картину, напоминающую вам другие страны, эпохи и события.

Во власти света, солнца, ветра и моря южный фасад дворца. Удивительно живописно решение южного портала – на двадцатиметровой вышине фестончатая арка, стены которой сведены под купол, внутри его миниатюрные балкончики, и все это изукрашено резьбою и изразцами. Золоченая арабская вязь, орнаментально вплетенная в оформление арки, провозглашает: «Нет победителя кроме Аллаха».

Южная терраса с лестницами, перилами и цветниками, сбегая к морю, открывает и возвышает иллюзорно сказочный дворец.

На месте этой центральной оси композиции всего ансамбля до начала строительства была огромная глыба, целая гора, гигантский «камень преткновения», как его назвал Воронцов. Целый год батальон саперов снимал этот камень с целью выровнять площадку перед дворцом.

Титанических усилий требовало снесение десятков тонн скальной породы. После года усилий целого батальона все равно пришлось нанимать специалистов для завершения задуманного. Затраты были огромны.

Сохранилось письмо Михаила Семеновича жене, которое многое объясняет: «…пришлось нанять 20 степных татар. Это будет дорого стоить, но я покорился, потому что совершенно необходимо и потому что будет очень красиво», – писал Воронцов по поводу ликвидации горы, закрывавшей вид на море.

Под руководством Гунта неутомимые солдаты совершили титанический труд и по облагораживанию первозданного каменного хаоса, так полюбившегося Воронцову с самого начала. У кромки моря и в самой воде хаос был расчищен, спланирован и приобрел вид дугообразной бухты, удобной для швартовки и даже для купания. Огромная плоская скала, выступающая в море, с которой живописец Айвазовский делал множество набросков первоначального вида дворца и на которой писал свои марины, получила название «Скалы Айвазовского».

Строгие античные черты, колоннады, пропилеи берегового домика навевали ассоциации с Грецией, Италией, Римом. Особенно хорошо эта архитектурная композиция сочеталась с православным храмом, построенном в классическом стиле. Принцип путешествия, иллюзорного перенесения в иные страны и эпохи сохранен и во внутренней композиции и убранстве дворца. От входа и классического британского вестибюля парадные залы ведут в Китайский кабинет, Турецкую комнату, Сираскирскую гостиную (она же знаменитая Голубая), Английский холл, Зал испанской Альгамбры.

Уместно будет заметить, что чертежи Южного портала дворца создавались в одно и то же время со «Сказками Альгамбры» Вашингтона Ирвинга и во многом под их влиянием, и потому естественным и непринужденным образом убранство зала переносит нас в романтическое представление об испанской Альгамбре.

К парадной столовой можно пройти только через зимний сад с мраморными портретами Воронцовых и множеством тропических растений и цветов. В столовой предусмотрен специальный балкон для оркестра. Камин сделан точно таким же, как в замке Вальтера Скотта. И гордость дворца и его композиционный центр – дворцовая библиотека, для которой специально спроектирован и построен библиотечный корпус – тоже навеяна примером библиотеки из Абботсфорда. Великолепная дубовая отделка, богатое собрание книг на многих языках по различным отраслям знаний, карты, глобусы – все это призвано выражать и утверждать отношение к знаниям, культуре, истории.

Каждую осень парадная столовая роскошного дворца принимала виноградарей и садоводов окрестных владений Воронцовых. На украшение зала шло столько винограда, как подсчитал рачительный Степан Сафонов, многолетний правитель воронцовской канцелярии и в будущем сенатор, что из него можно было изготовить целую бочку вина.

Содержание готового комплекса с садами, парками, фонтанами и дворцом ежегодно обходилось более чем в 100 тысяч рублей. По этой причине последние владельцы Алупки Дашковы посчитают такие траты непосильными и разорительными, они откажутся от обильных цветников, станут сдавать в аренду пограничные участки земли и начнут взымать плату за вход в парк.

Фрейшютц

Многоступенчатый каскад от озер до моря назван «Вольным стрелком». Название навеяно романтической оперой Карла Вебера «Вольный стрелок» или по-немецки «Фрейшютц».

Над отверстием для воды одного диабазового пилона высечена дата – 1839 год. Она засвидетельствовала окончание планировки этого района парка и завершение строительства всего каскада. Не без гордости за проделанную работу рапортовал о ее завершении главный производитель работ Гаврила Полуэктов. Его взрослые сыновья, много лет трудившиеся в Алупке, собственноручно прочеканили в камне эти цифры. Именно в этот год за свой многолетний труд они получили «милостивое разрешение» выкупиться на волю из крепостных, за что и заплатили в контору Воронцова 3000 рублей ассигнациями.

Герб

В верхней части родового герба графов и князей Воронцовых на черном поле золотое стропило с тремя гранатами и тремя серебряными звездами.

Эта часть герба указывает на заслуги, оказанные Михаилом Илларионовичем императрице Елизавете при восшествии на престол. Этот геральдический элемент встречается в гербах всех лейб-компанцев, и исключительно у них.

В щите, разделенном диагонально, на красном и серебряном поле – две розы и лилия.

И так совпало, что в составленном в ХІХ веке мировом каталоге роз среди многих сотен сортов из разных стран всего две чисто русские розы, названные “Алупка” и “Графиня Элизабет Воронцова”, селекции 1829 года, выведенные специально приглашенным мастером – цветоводом Гартвисом.

Девиз герба начертан по-латыни: SEMPER IMMOTA FIDES, что в переводе означает «вечно непоколебимая верность».

Жизнь

Граф и светлейший князь Михаил Семенович Воронцов все годы, пока шло строительство дворца, продолжал исполнять свои многотрудные генерал-губернаторские обязанности. Стоит помнить, что это именно он кроме всего прочего основал и заложил такие крупные города, как Бердянск и Геническ.

Император Николай I собственноручным письмом осенью 1844 года попросил Воронцова дать согласие принять должность главнокомандующего войсками на Кавказе и полномочного наместника в Тифлисе. Недостатка в новых масштабных заботах и хлопотах не было.

Немного выпадало счастливых минут побыть в любимой им Алупке. Достоверно зафиксировано письмами, написанными им у себя во дворце, что пребывал он тут в ноябре 1835, летом 1836, осенью 1842, весной – в марте и апреле 1843 и осенью – в ноябре и декабре 1844 года. Именно здесь он читал царское письмо с предложением принять Кавказ под свою руку генерал-губернатора и полновластного представителя императора.

Он похоронен в Одессе в кафедральном Спасо-Преображенском соборе. Ему поставлены памятники в Одессе и Тбилиси. Более пятидесяти полновесных томов личного архива князя Воронцова изданы в конце ХIХ века, где только письма государей российских Воронцовым занимают целый том.

Имя Михаила Воронцова наряду со всеми героями Отечественной войны запечатлено на мраморной доске воздвигнутого в честь победы Храма Христа Спасителя.

А на каменистом мысе крымского берега в Алупке стоял, стоит и будет стоять его Воронцовский дворец…

"ЗАГОВОР"